Ваденшё читал письма с возрастающим удивлением, схватившись рукой за лоб. Клинтон наблюдал за ним.
— Что бы ни случилось, смерть Залаченко никак не будет связана с «Секцией». В него стрелял сбитый с толку слабоумный пенсионер.
Он помолчал и добавил:
— Главное, с этого момента тебе придется занять место в общем строю. Don't rock the boat. [18] p>
Он уперся в Ваденшё взглядом. В глазах больного вдруг сверкнул металл.
— Ты должен понять, что «Секция» является ударной силой шведской обороны. Мы — последний оборонительный рубеж. Наша работа заключается в том, чтобы охранять безопасность страны. Все остальное не имеет значения.
Ваденшё смотрел на Клинтона с сомнением.
— Мы невидимы. Нам не от кого ждать благодарности. Мы должны принимать решения, на которые ни у кого другого не хватает духу… и меньше всего у политиков.
Последнее слово он произнес с явным презрением.
— Делайте, что я скажу, и «Секция», возможно, выживет. Но для этого нам необходима решительность и твердость.
Ваденшё почувствовал, что его охватывает паника.
В полицейском управлении на Кунгсхольмене шла пресс-конференция. Хенри Кортес лихорадочно записывал все, что говорилось. Открыл пресс-конференцию прокурор Рихард Экстрём и для начала объявил о принятом утром решении: расследование убийства полицейского в Госсеберге, по подозрению в котором разыскивается Рональд Нидерман, останется в ведении прокурора Гётеборгского судебного округа, а за другое расследование, касающееся Нидермана, будет отвечать лично он. Нидерман, следовательно, подозревается в убийстве Дага Свенссона и Миа Бергман. Адвокат Бьюрман не упоминался. Зато Экстрёму предстоит провести расследование и выдвинуть обвинение против Лисбет Саландер, подозреваемой в целом ряде преступлений.
Он заявил, что решил обнародовать информацию о произошедшем этим днем в Гётеборге, где был застрелен отец Лисбет Саландер — Карл Аксель Бодин. Непосредственной причиной пресс-конференции явилось желание прокурора опровергнуть уже распространенную СМИ информацию, по поводу которой ему неоднократно звонили.
— Исходя из имеющихся на настоящий момент сведений, я могу сказать, что дочь Карла Акселя Бодина, арестованная за покушение на убийство отца, не имеет к утренним событиям никакого отношения.
— Кто же убийца? — выкрикнул репортер «Дагенс Эко».
— Личность человека, нанесшего в тринадцать часов пятнадцать минут Карлу Акселю Бодину смертельные ранения, а затем пытавшегося покончить с собой, установлена. Это семидесятивосьмилетний пенсионер, долгое время проходивший лечение по поводу смертельной болезни и сопряженных с ней психических проблем.
— Он как-то связан с Лисбет Саландер?
— Нет. Это мы можем утверждать с уверенностью. Они никогда не встречались и не знакомы. Семидесятивосьмилетний мужчина — трагическая фигура. Он действовал совершенно самостоятельно, руководствуясь собственными заблуждениями откровенно параноидального характера. Служба государственной безопасности только что возбудила против него дело, поскольку он написал множество безумных писем известным политикам и в средства массовой информации. Не далее как сегодня утром в газеты и органы власти от него поступили письма с угрозами убить Карла Акселя Бодина.
— Почему полиция не взяла Бодина под защиту?
— Письма с угрозами в его адрес были отправлены вчера вечером и, следовательно, пришли почти в то же время, когда совершалось убийство. Времени для принятия мер практически не было.
— Как зовут старика?
— Мы не хотим раскрывать эту информацию, пока не оповестим его близких.
— Кто он такой?
— Насколько мне известно на настоящий момент, он раньше работал ревизором и юристом по налоговым делам и уже пятнадцать лет на пенсии. Расследование продолжается, но, как вы понимаете по его письмам, речь идет о трагедии, которую можно было предотвратить, прояви общество к нему больше внимания.
— А другим людям он угрожал?
— Согласно полученной мною информации, да, но деталей я не знаю.
— Что это означает применительно к делу Лисбет Саландер?
— В настоящий момент ничего. У нас имеется личное свидетельство Карла Акселя Бодина, данное допрашивавшему его полицейскому, а кроме того, против нее есть серьезные технические доказательства.
— А как насчет сведений, что Бодин пытался убить свою дочь?
— Это пока предмет расследования, но существуют веские основания полагать, что так и было. Насколько мы можем на данный момент судить, речь идет о глубоких противоречиях в трагически разобщенной семье.
Хенри Кортес задумчиво огляделся, почесал в ухе и отметил, что коллеги-журналисты записывают столь же лихорадочно, как и он.
Когда Гуннар Бьёрк услышал по радио о выстрелах в Сальгренской больнице, его охватила почти неуправляемая паника. Боли в спине резко обострились.
Больше часа он просидел в нерешительности, потом поднял трубку и попытался позвонить своему старому покровителю Эверту Гульбергу в Лахольм. Ему никто не ответил.
Послушав новости, Бьёрк узнал в общих чертах примерно то же, о чем говорилось на пресс-конференции полиции: Залаченко застрелил семидесятивосьмилетний борец с властями.
Господи. Семьдесят восемь лет!
Он снова попробовал позвонить Эверту Гульбергу — и опять безрезультатно.
Под конец паника и волнение взяли верх. Оставаться в чужом доме в Смодаларё он больше не мог. Он чувствовал себя беззащитным, обложенным со всех сторон, ему требовалось время, чтобы подумать. Бьёрк сложил в сумку одежду, болеутоляющие лекарства и туалетные принадлежности. Использовать свой телефон ему не хотелось, поэтому он добрел до телефона-автомата возле продовольственного магазина, позвонил в Ландсурт и забронировал на две недели комнату в старом лоцманском доме. Ландсурт находился на краю света, и мало кому придет в голову искать его там.
Бьёрк покосился на наручные часы. Надо было торопиться, чтобы успеть на последний паром, и он отправился домой настолько поспешно, насколько позволяла болевшая спина. Дома Бьёрк прошел прямо в кухню и проверил, выключена ли кофеварка, потом направился в прихожую за сумкой. По пути он бросил взгляд в гостиную и в изумлении остановился.
Поначалу он даже не понял, что́ перед ним.
Люстра каким-то таинственным образом покинула свое место под потолком и оказалась на журнальном столике. Взамен на потолочном крюке висела веревка с петлей, спускаясь прямо к табуретке, которая обычно стояла на кухне.