Комнаты настолько сильно изменились, что показались мне незнакомыми. Стены были исковерканы, искривлены, как будто я рассматривал их в кривое зеркало, мебель странно изогнулась, словно сделанная из расплавленного на солнце воска.
Сам воздух здесь напоминал густое знойное марево.
— Добро пожаловать, — раздался негромкий, спокойный голос Тенедоса. — Смерть заждалась тебя, Дамастес.
Он стоял передо мной, не такой, каким я его видел при последней встрече, но молодой, полный сил, одетый в те же самые доспехи, которые носил двадцать лет назад, и держал в руке меч.
— Твой телохранитель не будет нам мешать, — сказал он.
Я услышал вздох, и Свальбард тяжело опустился на пол рядом со мной. Кутулу стоял чуть поодаль, не в силах пошевелиться.
— Я далек от всякой романтики, — вновь заговорил Тенедос, — но все же доставлю себе удовольствие убить тебя собственноручно, находясь в своем телесном облике. Мое волшебство сейчас должно помогать моему другу закончить дело, которое нужно было сделать много лет тому назад, когда я в первый раз стал императором: уничтожить Никею, чтобы я мог восстановить ее и ее жителей в том виде и образе, какой я захочу им придать. Да, да, именно так. Это конец, Дамастес, конец для тебя, а моя нить, нить моей жизни, отныне станет бесконечной.
Я прервал его монолог, сделав выпад в прыжке, но мой меч пронзил пустоту, а Тенедос оказался сбоку, в пяти футах от меня. Он, в свою очередь, сделал выпад, я парировал, почувствовав, как сталь коснулась моего клинка, и ощутил проблеск надежды на то, что передо мною не видение, а человек из плоти и крови, которого можно и ранить, и убить.
— Теперь моя империя будет вечной, как и я сам, — издеваясь надо мною, произнес он. — Не стоит тешить себя надеждой, что этому можно помешать, что тебе каким-то образом удастся встать на пути моего истинного предназначения.
Когда-то я поклонялся Сайонджи, но потом узнал, что могу превзойти ее величием, — ведь никто и никогда не посылал на Колесо больше душ, чем я! Да ведь кто такие боги? Это те же демоны, сумевшие заставить поклоняться себе и набравшиеся могущества от этого поклонения. Разве не правда, что все, кого мы называем богами — Умар, Ирису, Сайонджи и другие, — когда-то были людьми, потом превратились в демонов, а затем стали богами?
Теперь я стану одним из них, стану величайшим из них, потому что знаю, чего хочу, знаю, что все сущее едино и в нем имеет значение только сила, потому что только сила дает власть над огнем, водой, землей, воздухом, войной и даже любовью. А теперь давай, Дамастес, — с явным удовольствием сказал он, — давай попробуй спасти от меня свой жалкий мир.
Я шагнул к нему, и он расплылся в воздухе, и передо мною оказались четыре Тенедоса, словно я видел его отражения в зеркалах. Один из них поднял меч, и Кутулу ожил на мгновение и шагнул вперед лишь для того, чтобы ему в грудь вонзился клинок. В следующее мгновение окровавленное лезвие вновь мелькнуло в воздухе, и невысокий хрупкий человек упал лицом вниз, вытянулся и вновь замер.
Тенедос посмотрел на труп и скривил губы.
— Стражник из него был лучше, чем воин, — с брезгливым видом сказал он. — А вообще-то он просто слуга, предавший своего хозяина и наказанный по заслугам. А теперь, Дамастес, можешь сражаться с нами… сражаться со мной, ведь ты же, конечно, сможешь угадать, кто из нас реален, а кто призрачен, — насмешливо бросил он.
Я атаковал одну фигуру, но она отскочила в сторону, а я почувствовал болезненный удар в бок и увидел мелькнувший клинок.
— Первый укол! — издеваясь, воскликнул он, а я рубанул одного Тенедоса, шагнул в сторону и обратным движением проткнул другого.
Один из образов атаковал меня быстрым выпадом, я парировал, услышал звон клинков, нанес встречный укол и увидел, что из раны на предплечье стоявшего передо мною Тенедоса брызнула кровь.
— Неплохо, — скрипучим голосом бросил Тенедос. — Я и забыл, что ты хорошо фехтуешь. Ладно, тогда, пожалуй, надо взять фору побольше.
Снова образы расплылись в воздухе, и через мгновение их оказалось девять.
— Что, Дамастес, скажешь, нечестно? Почему же ты не жалуешься? Можешь что-нибудь сказать. Молись, зови своих богов, если хочешь. Вдруг они захотят тебе помочь!
Он расхохотался, и его хохот повторило гулкое эхо, но внезапно смолк.
— Довольно развлечений, — сказал Тенедос, и теперь его голос дрожал от нетерпения. — Хватит тянуть время. Мое создание просит указать ему, что нужно уничтожать, и мне недосуг с тобой возиться. Прощай, Дамастес а'Симабу. Подыхай. Тебе остается надеяться только на то, что Сайонджи даст тебе другую жизнь, прежде чем я смогу завоевать ее королевство.
Все девять пар глаз прищурились, и девять фигур изготовились сделать выпад.
Я отскочил назад, и Тенедосу пришлось отказаться от атаки.
— Не надейся на быструю смерть, — сказал он и шагнул ко мне осторожным движением умелого фехтовальщика.
Я заметил, как напряглись его мускулы, и в этот момент у меня за спиной раздался женский голос:
Лирн, дав, махиэл, наст
Ф'рен, ленп асвара аст
Г'лет!
— Бей, Дамастес! Бей скорей!
Все вокруг мгновенно изменилось: комната стала обычной комнатой, дрожавший и переливавшийся воздух успокоился и стал прозрачным, а вместо девяти фигур передо мною оказалась лишь одна.
Какое-то мгновение Тенедос не мог понять, что произошло, но я уже нанес ему рубящий удар. Он завопил от боли, и по его левому боку обильно хлынула кровь. Пока я вновь замахивался, он попытался ударить, но разрубил лишь воздух, я же сделал выпад издалека и проткнул ему плечо. Тенедос присел, норовя попасть мне по ногам, и ему действительно удалось зацепить мою правую ногу ниже колена.
Он попытался продолжить атаку — я видел, что он изнемогает: он жадно хватал воздух раскрытым ртом, — сделав глубокий выпад, но там, куда он целился, меня уже не было, я сменил позицию, и он в своем выпаде со всего размаху наткнулся на мой меч. Клинок проткнул ему сердце и вышел со спины.
Тенедос изогнулся всем телом, повернул ко мне мгновенно постаревшее от боли, ненависти и страха лицо, открыл рот, чтобы проклясть меня, но не смог издать ни звука и начал оседать на пол.
Я вырвал свой меч, и бывший император рухнул на землю.
Я услышал вопль, впрочем, этот звук был чем-то большим, чем просто ужасный крик, это был вой отчаяния, осознания полного поражения — пожалуй, такой звук должна была издавать, разрываясь, сама ткань этого мира, — а земля под ногами задрожала. А может быть, все это было порождением моего сознания, решившего, что именно так должен умирать величайший из волшебников.
Тенедос лежал на боку. Он был недвижим, но я все же сомневался в его смерти и потому пинком перевернул его на спину, вынул из ножен кинжал Йонга и снизу, из-под края ребер, воткнул его Тенедосу в сердце.