Мое дыхание вскоре успокоилось, но женщина продолжала ласкать меня. Ее язык без устали щекотал мне мошонку и пах, а затем она подняла голову.
Это была Стеффи, совершенно голая. Надеюсь, что мне удалось не показать своего удивления.
— Я никогда еще так не делала, — сказала девушка. — Только читала об этом в книгах Гунетт. Надеюсь, что у меня получилось хорошо.
Она улыбнулась, облизывая губы.
— Предполагается, что меня здесь нет, — прошептала она.
Я совершенно не намеревался нарушить какой-либо из местных обычаев, и первое, что мне пришло в голову, была мысль о торжественной публичной кастрации за грех совокупления с женщиной, считающейся в деревне слишком молодой.
— Почему? — спросил я тоже шепотом.
Стеффи прижалась головой к моему бедру и начала ласково поигрывать указательным пальцем с моим членом.
— Потому что сейчас не мое время.
— Я не понимаю.
— Марминилл и Кима… Они сегодня почти наверняка должны зачать. Понести ребенка от тебя. Именно поэтому Гунетт послала их к тебе.
— А-а… — Ну конечно. Это и было то другое дело, о котором упоминала Гунетт. Ясно, почему женщины хихикали. В этом был свой смысл. Каким еще образом деревня могла вновь безопасно и быстро восстановить свое население, кроме как используя для этого подходящих путников? К тому же можно было не опасаться, что следующим поколениям грозит вырождение.
— Но мне все равно, — заявила Стеффи. — Эдирне всегда кончает в первый же момент, а потом говорит о том, что было, а Джалака слишком туп для того, чтобы с ним можно было говорить. И, — добавила она глухим, чуть слышным голосом, — мне хотелось, чтобы меня поимел кто-нибудь новый.
— Хотел бы я оказаться первым. — Она отвела взгляд. — Или, еще лучше, единственным. — Стеффи вдруг залилась румянцем. — Но из этого у нас с тобой ничего не получится, и потому мне придется ограничиться тем, на что я способен.
— Я хотела взять с собой Малу, но она испугалась, что ты решишь, что это слишком странно, и прогонишь нас обеих.
Я думал, что немного странноватым мне казалось все происходившее, но не стал отвечать.
— Ты спал так крепко, что я чуть не передумала будить тебя.
— Но ты хорошо потрудилась для этого.
— Пожалуй, даже слишком хорошо, — пробормотала она, пробегая пальцами по всей длине моего члена. — Он никак не хочет делать то, для чего предназначен. О нет, подожди! Он жив. А теперь вставай, покажи себя во всей красе. Заклинание Гунетт действует.
— Она наложила на меня заклятие? — спросил я с глуповатым опасением, так как немного побаивался волшебства, когда его применяли ко мне, и уж особенно к этой части моего тела.
— Ну конечно, — как мне показалось, даже с легкой обидой отозвалась Стеффи. — Мы хотели быть уверенными, что ты сможешь отработать свой ужин. — Она захихикала. — Я тебе нравлюсь?
— Конечно.
— Тогда, пожалуйста, ну пожалуйста, возьми меня. И сделай что-нибудь особенное, что-нибудь такое, о чем я могла бы вспоминать, когда ты уйдешь.
Я обвел взглядом хижину и заметил сундук.
— Подойдем туда, — предложил я. — Но сначала я хочу тебя поцеловать.
— Все, что захочешь.
Она соскользнула с меня, и мы несколько длинных мгновений целовали и ласкали друг друга. Я покрыл поцелуями все ее тело, лизал ее языком и играл в ней пальцами, пока она не начала корчиться от нетерпения. Тогда я поднял ее платье с пола, накинул его на сундук и уложил Стеффи сверху на спину, так, что ее ягодицы лежали на самом краю. Ее ступни я поставил на пол, а сам опустился на колени между ними.
— Обними меня ногами за талию, — попросил я, и она повиновалась. Я же принялся водить головкой члена вверх и вниз по ее обильно намокшим половым губам; девушка охала, задыхаясь, и крутила головой из стороны в сторону.
— Ну же!..
Еще рано, — откликнулся я, продолжая дразнить ее головкой моей игрушки, запуская ее внутрь на неполный дюйм и вытаскивая снова. Девушка вдруг забормотала такие слова, какие решится сказать не каждый солдат, и подалась всем телом мне навстречу, пытаясь заставить меня войти в нее. Но я снова погладил ее, а она в ответ раскинула руки и вцепилась в платье, на котором лежала; я же в этот раз резким движением полностью вошел в нее, и она захлебнулась воздухом.
— Опусти ноги на пол, — посоветовал я.
Она послушалась, и я вошел в нее еще дальше, чувствуя, как клитор прижимается к моему лобку. Обеими ладонями я мял ее груди, а затем ее ноги оторвались от пола и об хватили меня за шею, а я мерно двигался, и она двигалась в такт со мною, стараясь удержаться от громких криков, но я был все так же крепок, все так же сильно двигался в ней, и снова ее ноги напряглись, призывая меня войти еще дальше.
Мы лежали вместе, все еще соединенные, на кровати, и она гладила мою грудь.
— Можно задать тебе один вопрос?
— Возможно, я и отвечу.
— Мне кажется, что твое имя не Нурри.
— Ты угадала.
— А ты скажешь мне, как тебя зовут на самом деле?
Я поколебался, но потом все же сказал правду:
— Дамастес а'Симабу.
Она быстро помотала головой.
— Я никогда не слышала этого имени. Или же могла слышать?
Я ответил каким-то неопределенным звуком.
— Ты убегаешь от чего-то, ведь правда?
— А почему ты так решила? — вопросом на вопрос ответил я.
— Ты покрасил волосы, а я не думаю, чтобы хоть один блондин захотел бы по доброй воле стать темноволосым.
— А почему бы и нет? У тебя темные волосы, и ты очень красива.
Она улыбнулась мне:
— Спасибо. Кроме Джалаки, никто и никогда не говорил мне этого.
— Похоже, в этой деревне мужчины плохо видят.
Стеффи вздохнула:
— Нет. Я просто использую их, как и все мы используем друг друга. Я хотела бы… — Она вновь замотала головой. — Впрочем, не стоит об этом. Дамастес, если ты бежишь от чего-то, почему бы тебе не остаться здесь? С нами? Гунетт была бы рада этому. Я знаю, что мы могли бы сделать тебя счастливым. А нам нужен кто-то сильный, такой, как ты. Не только в кровати или с топором, но и с мечом. На тот случай, если бандиты вернутся… или еще какие-нибудь дурные люди. Ты стал бы у нас кем-то вроде короля или же королем для всех, кроме Гунетт, а ведь она волшебница, так что ее не нужно брать в расчет, и она хорошая женщина, и умная, и тебе не пришлось бы сомневаться, делать или не делать то, что она будет тебе советовать.
Это и впрямь была бы неплохая жизнь; причем я даже не думал о сексе. В чем состоит предназначение мужчины, как не в том, чтобы в промежутке между очередными пребываниями на Колесе найти кого-то, о ком он заботился бы, кто стал бы заботиться о нем, и сделать жизнь этого человека настолько хорошей, насколько это в его силах? Лучше, если он может помогать более чем одному человеку — семье… или деревне…