Опустив голову, Амиэль снова провела языком по бритой промежности Маран, проникая внутрь. Маран, схватив ее за колени, приподняла ноги, раздвигая их.
— Позволь заняться этим мне, — сказал я. Выбравшись из ванны, я опустился на колени перед Маран и, взяв ее ноги, сделал с ними то же самое, что она сделала с ногами Амиэль.
Маран стонала и извивалась, наслаждаясь ласками подруги. Мой член, налившись силой, уткнулся ей в губы.
— Положи мне его в рот, — с трудом выдавила Маран. — Я хочу испить твое семя. О Дамастес...
Так мы провели весь день. Отлично вышколенные слуги с непроницаемыми лицами приносили нам еду.
Когда стемнело, мы снова забрались в широкую кровать. На полу валялись беспорядочно разбросанные подушки и одеяла, на столиках стояли открытые флаконы с мазями и благовониями. Голова Амиэль лежала у меня на животе; Маран устроилась у подруги между ног.
— Я могла бы оставаться так целую вечность, — произнесла Амиэль.
— В таком случае, так оно и будет, — объявила Маран.
— Нет, — сказала Амиэль. — Наверное, нам следует подумать о том, чтобы не было скандала.
Я рассмеялся.
— Что тут такого смешного? — возмутилась Амиэль.
— Мне только что пришло в голову, — сказал я, — несомненно, весь город знает, что ты перебралась жить к нам.
— Естественно, — подтвердила Амиэль. — Все говорят о том, что мой брак расстроился; кто-то упоминал о том, что я нашла приют у вас дома.
— Ну, и что, по-твоему, о нас думают?
— А! — нахмурилась Амиэль.
— У меня уже давно репутация сумасшедшего, — продолжал я. — Так что мне на все наплевать. Маран, ты что скажешь?
Маран уселась в кровати.
— Мы не можем... — Она осеклась. — Кто сказал, что мы не можем? Почему не можем? Мне плевать на то, что думают обо мне все, кроме, быть может, моих родственников, но они не читают информационных листков. Дамастес прав. Наверное, на людях нам надо будет продолжать соблюдать приличия. В той или иной степени. Но здесь мы у себя дома. Здесь мы будем заниматься тем, чем хотим, тогда, когда хотим, и так, как хотим. Амиэль, отныне эта кровать и твоя. Уж какая она, не обессудь, — усмехнулась она, глядя на смятое белье.
Вещи Амиэль были перенесены из ее спальни к нам. Маран освободила для подруги одну из своих туалетных комнат, и дело было сделано. Никто из прислуги не произнес ни звука. Однажды я поймал на себе озабоченный взгляд провидицы Синаит. Я спросил у нее, в чем дело, но она поспешила заверить меня, что все в порядке.
Несмотря на решительные слова, я все же не мог не задумываться над тем, что готовит для нас будущее, как случившееся отразится на нашем браке. Но ответов на эти вопросы у меня не было.
У Амиэль прошло ее мрачное настроение, она была довольна нашей взаимной страстью. Теперь я узнал, почему ее считали несравненной любовницей, — Амиэль вела себя так, словно для нее не существовало ничего, кроме любви и тех, кого она любит.
Произошла и другая перемена: Маран снова стала веселой, улыбающейся. Я больше не замечал за ней холодных, оценивающих взглядов.
Так что я тоже был счастлив.
Но никакая идиллия не может длиться вечно.
Мои служебные обязанности отнимали у нас все больше времени. В казармы Никеи прибывали потоки новых людей, которых затем срочно направляли на юг, в новый учебный центр, в провинцию Амур.
Среди них были как закаленные в боях ветераны, так и новобранцы, обладающие, с точки зрения вербовщиков, достаточным рвением для службы в гвардии. Естественно, кое-кто из командиров частей, действуя в соответствии с древними армейскими традициями, сплавил нам самых неспособных и ленивых. Такое пополнение быстро выявляли и без долгих церемоний отсылали назад.
Много беспокойства мне доставлял офицер, назначенный командовать Первым полком Имперской гвардии. Он был выходцем из конной пехоты, домициус по имени Агин Гуил. Я опасался, что император выбрал его не столько за его способности, сколько за то, что Гуил ухаживал за принцессой Дални, причем был встречен настолько благосклонно, что сестра императора разогнала всех остальных своих ухажеров. По словам Мируса Ле Балафре, Гуил отличался личной храбростью, но в сложных ситуациях терял самообладание.
По крайней мере, в Майсире, несмотря на подозрения императора, было тихо. Король Байран сдержал свое слово и отвел солдат на расстояние двухдневного перехода от границы. Наши шпионы, засылаемые на территорию соседнего государства, не замечали никаких признаков военных приготовлений.
Не то чтобы на границах было спокойно. Император приказал половине разведчиков Йонга разделиться на небольшие отряды и направил их в провинцию Думайят патрулировать границы. Остальные подразделения 20-го полка Тяжелой Кавалерии также передислоцировались к Думайяту и разбили полевой лагерь к северу от границы, готовые оказать помощь разведчикам, если те подвергнутся нападению. Не проходило ни дня без вооруженных стычек, но нашим солдатам приходилось иметь дело не с регулярной майсирской армией, а с отрядами хиллменов.
Лани, выдвинутому по предложению Кутулу на должность регента Каллио, удавалось поддерживать мир и порядок в этой беспокойной провинции, поэтому император отозвал 10-й Гусарский полк и мой 17-й Уланский полк, усиленный элитными подразделениями Баранской гвардии, назад, в лагерь в Юрее. Восстановившим силы частям было приказано держать в постоянном напряжении нашего южного соседа, Кейт.
Формально император стремился усмирить хиллменов и обеспечить безопасный проход по Сулемскому ущелью, исконному торговому пути из Нумантии в Майсир. Отчасти это было так. Но были и другие причины. Караванная дорога являлась единственным возможным путем вторжения в Майсир. Только таким образом большая армия могла быстро перевалить через горы, пройти пустыню и осадить Джарру. На меня не произвели особого впечатления попытки императора скрыть свой истинный замысел — несомненно, король Байран быстро догадается, с какой целью в Юрее наращиваются военные силы.
Другое действие, предпринятое против Майсира, было более тонким, поскольку я не смог разгадать его истинный смысл. К западу от нагорья Урши располагалось приграничное отсталое государство, королевство Эбисса.
У Нумантии там не было практически никаких интересов, поскольку большую часть Эбиссы занимают бесплодные горы, а низменные равнины покрыты непроходимыми джунглями. Давным-давно Эбисса славилась своими свирепыми воинами. Однажды они вторглись глубоко в пределы Майсира, но потом все же были изгнаны назад в свои горы. Но до сих пор Эбисса предъявляла притязания на территории, которыми владела лишь несколько лет. В действительности это было не больше чем заносчивое бахвальство карликового государства, на которое никто не обращал внимания. Но вдруг император Тенедос неожиданно объявил, что собирается внимательно изучить этот вопрос, так как, по его мнению, претензии Эбиссы имеют под собой веские основания. В том случае, если он найдет их законными, Тенедос был готов защищать интересы маленького королевства. Я видел в этом заявлении лишь попытку разозлить короля Байрана. Но император был дипломат, а я — лишь солдат, выполняющий его приказы.