По верхушке власти был нанесен новый удар: Раск, один из членов Совета и товарищ Фаррела, просто исчез, и никто не знает, что стало с ним в тот день. Толпа взяла штурмом городскую ратушу, вытащила на улицу четырех оказавшихся там советников и разорвала их на куски.
Скопас приехал в башню посоветоваться с Тенедосом. Провидец передал мне содержание их разговора. Тенедос выдвинул те же предложения, что и раньше, но Скопас снова медлил принять решительные меры. Возможно, сказал он, поскольку простолюдины грабят в основном собственные кварталы, их нужно оставить в покое до тех пор, пока бунт не уляжется сам собой.
Как ни странно, Тенедос отчасти согласился с ним.
— Пусть бедняки сожгут свои трущобы, — сказал он мне. — Когда это закончится, мы сможем отстроить Никею надлежащим образом.
Эта черствость потрясла меня, но, кажется, я сумел скрыть свою реакцию.
— Однако я продолжаю утверждать, что любой, кто считает, будто этот мятеж прекратится сам собой — полный идиот, — добавил он. — Товиети и агенты Чардин Шера позаботятся о том, чтобы этого не произошло.
Дни проходили за днями, и по-прежнему не было никаких вестей о подкреплениях, вызванных с границы. Тенедос попытался сотворить заклинание поиска, но у него ничего не вышло. По его словам, это было все равно, что пытаться разглядеть что-то через плотный туман. Это означало только одно — волшебство, какое-то заклинание Товиети, власть которого не давала войскам подойти к столице.
По моей просьбе Тенедос воспользовался своими чрезвычайными полномочиями, чтобы перевести полк Золотых Шлемов, 19-й Пехотный и два других парадных полка в палаточный лагерь в Хайдер-Парке, находившийся на равном расстоянии от нашей башни, Военной Палаты и дворца Совета Десяти. Это делалось для укрепления центра Никеи и сплочения наших сил. Среди солдат начало расти недовольство: им не хотелось покидать свои уютные кирпичные казармы. Я подозревал, что если бы бунтовщики оставили их в покое, они бы с удовольствием сидели на месте, полируя доспехи и упражняясь в бессмысленных пируэтах на плацу, пока вся Никея не обратилась бы в пепел вокруг них. Вместо этого им пришлось нести караул, либо патрулировать главные городские улицы, пешком или в конном строю. Жалобы не смолкали ни на минуту. Ужасные солдаты, но они были единственными, кого я мог использовать. По крайней мере, с горькой иронией думал я, мне не стоит беспокоиться о том, что среди жалобщиков могут оказаться агенты Товиети: душители были бы только рады возможности подобраться поближе к Тенедосу, Совету Десяти или к нумантийским военачальникам.
Наступили страшные времена, которые сопровождались страшными зрелищами.
Я видел, как вопящая пьяная женщина выбежала на площадь как раз в тот момент, когда мимо проезжала колонна Золотых Шлемов. Она размахивала каким-то предметом, который я поначалу не разглядел. Очевидно, у одного из солдат зрение было острее моего: он пришпорил свою лошадь, пустив ее в галоп, затем его пика опустилась для удара, и женщина с хрипом покатилась по мостовой, разбрызгивая ярко-алую кровь.
Солдат выдернул свою пику и вернулся в строй. Я обнажил меч и приставил лезвие к его горлу.
— Надеюсь, у тебя найдется подходящее оправдание, ублюдок! — прорычал я. — Иначе ты будешь казнен на месте за убийство!
— Сэр... вы не видели, что она держала в руке. Сэр, это были мужские причиндалы — яйца и все остальное!
Не обращая внимания на мой меч, он наклонился, и его вырвало на мостовую. Я не мог убить его, но, тем не менее, попросил эскадронного проводника разобраться с ним попозже. Может быть, мне следовало отрубить ему голову. Не знаю...
Я рассказывал Маран кое-что о нашем патрулировании, но об этом случае я умолчал. Ни одна женщина ее возраста не должна знать о подобных злодеяниях. Задумавшись над этой мыслью, я осознал, насколько она абсурдна — ни один человек, любого возраста и пола, не должен видеть то, свидетелями чего мы были в те дни.
Через две недели жизнь в городе была полностью парализована, но этого оказалось недостаточно. Теперь Товиети перешли в наступление, умело захватывая власть над толпой.
Они больше не жгли собственные лачуги, но посылали карательные экспедиции в богатые кварталы Никеи. Склады, расположенные за многие мили от трущоб, были разграблены и преданы огню. У нас не оставалось сомнений в том, кто возглавлял толпу: специально для патрулей на месте преступления оставлялись трупы с желтыми шелковыми шнурами, затянутыми на горле.
Потом появились надписи, начерченные на стенах огромными буквами и указывавшие границы определенных районов, вроде Чичерина. Иногда в них содержались короткие сообщения:
АРМИИ ДАЛЬШЕ ХОДА НЕТ
СМЕРТЬ СТРАЖНИКАМ НАЧИНАЯ С ЭТОГО МЕСТА
ПРАВЛЕНИЕ СОВЕТА ДЕСЯТИ КОНЧАЕТСЯ ЗДЕСЬ
СВОБОДНЫЙ ЧИЧЕРИН
Иногда на стенах домов рисовали просто петлю желтого цвета: этот знак был понятен даже неграмотным.
— Весьма интересно, — заметил Тенедос. — Действия Товиети могли бы послужить отличным материалом для социального исследования. Сначала создайте хаос, потом нанесите прямой удар по врагу, потом ограничьте свою территорию, где вы устанавливаете собственные законы и обычаи. Они постоянно давят на нас, чтобы у Совета Десяти не было возможности даже перевести дух, не говоря уже о том, чтобы как следует задуматься над моими словами. В ближайшие дни Товиети пополнят свои ряды новыми рекрутами — человеческое стадо всегда стремится переметнуться на сторону победителя. Когда Товиети решат, что у них достаточно сил, то нападут на нас. Изумительно!
Но больше всего меня интересует, кто стоит за этим замыслом, кто разработал его и привел в действие. Это не Тхак — ни один демон, сколь угодно могущественный, не в состоянии до такой степени вникать в человеческие дела. Это также не Чардин Шер и тем более не Эллиас Малебранш, его мальчик на побегушках.
Нет, это тот неизвестный чародей, который впервые вызвал Тхака, желая использовать свой замысел против человечества. Очень жаль, что Тхак убил его. Теперь я в этом не сомневаюсь, иначе бы он появился в Нумантии и попытался прекратить эту вакханалию.
Занятно было бы поговорить с этим человеком. Многие из его идей кажутся мне очень любопытными.
Я промолчал, но про себя понадеялся, что Тхак вволю потешился с душой своего бывшего хозяина, прежде чем отпустить ее к Колесу, и что минует много столетий, прежде чем Ирису возродит его хотя бы в облике земляного червя.
Аристократия почти так же обезумела от ужаса, как толпа — от жажды крови. Вельможи платили любые деньги за услуги наемников, владевших мечом и обещавших защитить их. Естественно, некоторые из этих наемников, в числе которых были как мужчины, так и женщины, оказывались обманщиками или ворами, пользовавшимися удобным случаем. Среди них попадались и Товиети.
Махал, торопившийся домой к своей похотливой молодой жене, был вытащен из кареты в переулок и задушен собственным телохранителем. Кучер Махала, не расстававшийся с оружием, отрубил голову убийце. Так число членов Совета Десяти уменьшилось до семи человек.