Услышав это, их командир Гайла Уолло помрачнел еще больше, зато остальные разразились криками энтузиазма.
Пока не угас первый пыл, я приставил к работе своих уоррент-офицеров и сержантов из КЛП. Указания были простыми: муштровать туземцев строго, но не до полного изнеможения, ни под каким предлогом не ругаться и относиться к хиллменам как к благороднейшим нумантийцам.
Когда мои уорренты выразили удовлетворение достигнутыми результатами, я издал приказ о присоединении наемников к нумантийским вооруженным силам, так как надеялся, что хиллмены научатся солдатскому ремеслу на нашем примере. Кроме того, теперь, когда рядом с ними постоянно находились надежные люди, наша безопасность вызывала меньше опасений. Дополнительное преимущество заключалось в том, что мои солдаты тоже учились чему-то новому, а разнообразные упражнения поддерживали их боевой дух.
Я послал за Уолло и сообщил ему, что хочу получить отчет о выплате солдатского содержания горцам за последние полгода и убедиться, что там нет ошибок.
Он яростно уставился на меня.
— А если что-нибудь не сойдется? Я не очень-то смыслю в цифрах.
— У тебя будет возможность объяснить любые расхождения.
— Вы же знаете, в Сайане нет честных людей, — попробовал он зайти с другой стороны. — Иногда приходится прикарманивать пару монет, жить-то надо.
— Не сомневаюсь, — согласился я. — Если у меня или полномочного посла Тенедоса возникнут вопросы, ваши объяснения будут внимательно выслушаны.
— Даже если у вас не будет другого доказательства, кроме моего слова?
— Вы офицер, а любой офицер, который служит под моим командованием, либо всегда говорит правду, либо с позором изгоняется из армии. Кроме того, посол Тенедос — Провидец, или джак, по-местному. С помощью своего волшебства он сразу же увидит правду. Честному человеку нечего бояться.
Уолло попытался улыбнуться, не смог и торопливо вышел. Как и следовало ожидать, он сбежал задолго до того, как мы закрыли ворота на ночь, даже не захватив свои пожитки. Однако мое расследование по расходу средств, причитающихся для выплаты жалованья наемникам, показало, что если он не был отчаянным прожигателем жизни, то на украденные деньги мог бы купить себе новый гардероб и небольшой особняк в придачу. Я и не ожидал ничего иного.
Слуги Тенедоса также приложили много стараний в работе со старым персоналом посольства, и мало-помалу резиденция начала превращаться в пристойное место для жилья. Они получали неоценимую помощь от нашего кастеляна Элюарда, после того как его заверили, что мы не собираемся проверять его учетные книги. После этого воришка твердо стоял на нашей стороне.
Со временем предстояли еще бо льшие перемены, но никто из нас не питал иллюзий, что времени окажется достаточно.
Не требовалось ни шпионов, ни волшебства, чтобы понять: Сайана бурлит и приближается к точке кипения. Мы не осмеливались выезжать за город, но предполагали, что все, что творится в столице, происходит во всех Спорных Землях. Хуже того, мы слышали, что повсюду снова возродилась кровная вражда, сопровождающаяся зловещими обещаниями «больших перемен». Кейт жил в ожидании близкой войны.
Нумантийцев здесь ненавидели, как и других иностранцев. Излюбленный лозунг, написанный на любой открытой стене, гласил:
М'рт те Ф'ренг!
Смерть инородцам.
Достаточно было короткого разговора в таверне, чтобы уяснить: большинство кейтцев понимает под этим всех иностранцев, невзирая на чины и звания. Если ты прибыл из Юрея, Никеи, Каллио, любой другой нумантийской провинции, Майсира или даже из других пограничных областей, ты автоматически становился врагом и законной добычей, потенциальной жертвой грабежа или копья в спину.
Кроме моих солдат и слуг Тенедоса в Сайане жили около трехсот нумантийцев, занимавшихся разными ремеслами — торговцев, аптекарей, оружейников — а также горсточка тех, кто женился на уроженках Кейта и остался жить здесь. Мы с Тенедосом хотели бы, чтобы они успели бежать из Сайаны, прежде чем разразится буря, но нам приходилось молчать. В случае катастрофы мы обязаны будем защитить их.
Единственными, о ком я так ничего и не узнал, были Товиети. Случайное упоминание этого слова прерывало оживленный разговор на полуслове, и устанавливалось зловещее молчание. Не было даже слухов, по крайней мере таких, которые бы повторялись бы в присутствии нумантийцев. Однако Тенедос говорил, что такое молчание указывает на то, что Товиети действительно существуют, а не являются плодом воспаленного воображения какого-нибудь никейского паникера.
— Ценна любая информация, включая и ее отсутствие, мой дорогой Дамастес, — говорил он.
Вскоре я кое-что узнал о брате Бейбера Ферганы, Шамиссо. Мнения разделились. В основном о нем говорили как о законченном негодяе и позоре для всей страны. Это мнение высказывали все, кто обладал властью и занимал более или менее ответственные посты, или те, кто не был уверен в политических симпатиях собеседника. Другие — слуги, ремесленники и бедняки — наделяли Шамиссо всеми добродетелями рода Ферганы, а его брату-ахиму приписывали все мыслимые пороки. Было совершенно ясно, что претендент на трон значительно более популярен, чем считается при дворе, и эта популярность постоянно растет.
Я разрешал своим уланам выходить за пределы посольства лишь четверками или в большем количестве, в сопровождении минимум одного уоррент-офицера. Это им не нравилось, и даже капитан Меллет считал мои меры чересчур строгими, но после того как полдюжины его пехотинцев были избиты до полусмерти в «случайных» пьяных драках, он отдал такие же распоряжения.
Как бы то ни было, немногие из моих подчиненных выказывали желание гулять по городу. Я устроил у нас армейскую таверну, закупив вдоволь вина и крепких напитков, и продавал их по оптовым ценам, а что касается еды, то в наших кухнях всегда было вдоволь вкусных блюд, приготовленных по нумантийским рецептам.
Что касается секса... у нас были шлюхи, привезенные в обозе Куррамской Легкой Пехоты, а туземная прислуга в основном укомплектовывалась женщинами. Поскольку они состояли на жаловании у Иршада либо у Ферганы, то их отбирали не столько за талант к уборке помещений или чистке посуды, сколько за внешний вид и общительность. Почти все они были молоды, довольно красивы и очень дружелюбны.
Их отношения с солдатами меня не касались, поэтому я не интересовался, с кем спит тот или иной человек, когда он не находится на боевом посту. В Кавалерийском лицее меня учили, что шпионы высоко ценят «постельные беседы», и это беспокоило меня в течение нескольких дней, пока я не пришел к очевидному выводу: разговоры в постели не могут причинить вреда, если тот, кто болтает, не знает ничего важного.
На самом деле у нас было мало секретов; бо льшую их часть знали мы с Лейшем Тенедосом и капитаном Меллетом. Были, правда, кое-какие сведения, которые противник мог выведать у глупого или пьяного улана — например, время смены караула или местонахождение постов, — но я очень часто менял и то, и другое.