– Иду.
– Твой друг тоже?
– О да, извините… Хови, это Луис Нэпп.
– Миссис, – вставила женщина, словно это был защитный талисман, отвращающий незнакомых молодых людей.
– Луис… это Хови Кати.
– Катц? – переспросила миссис Нэпп. – Катц? Она уставилась на свои часы.
– Опаздываем на пять минут.
– Ничего страшного. Наверняка до полудня к нам никто не зайдет.
Миссис Нэпп, казалось, была шокирована таким неуважением.
– Нельзя так относиться к работе, – изрекла она – Поторопись, пожалуйста.
С этими словами она удалилась.
– Забавная женщина, – заметил Хови.
– Она не такая зануда, как кажется.
– Наверняка.
– Мне пора.
– Зачем? Сегодня прекрасный день. Можно пойти куда-нибудь, такая чудесная погода!
– Завтра тоже будет прекрасный день, и послезавтра, и послепослезавтра. Это Калифорния, Хови.
– Все равно пошли.
– Дай мне хоть отпроситься у Луис. Не хочу с ней ссориться. Мама огорчится.
– Так когда?
– Что когда?
– Когда ты освободишься?
– Ты никогда не сдаешься, правда?
– Никогда.
– Я скажу Луис, что мне нужно домой после полудня, присмотреть за Томми-Рэем. Скажу, что он приболел. Это наполовину правда. А потом приду к тебе в мотель. Ладно?
– Обещаешь?
– Обещаю, – она уже уходила, но спросила – Что-то не так?
Ты не хочешь… поцеловать… поцеловать меня на людях?
– Конечно нет.
– А наедине?
Она полушутливо шикнула на него.
– Скажи «да».
– Хови.
– Просто скажи «да».
– Да.
– Видишь? Это просто.
Позже, когда они с Луис попивали воду со льдом во все еще пустом магазине, Луис сказала:
– Ховард Катц.
– Что такое? – спросила Джо-Бет, приготовившись к лекции на тему отношений с противоположным полом.
– Никак не могла вспомнить, откуда я знаю эту фамилию.
– А теперь вспомнила?
– Жила тут, в Гроуве, одна женщина, очень давно, – сказала Луис, салфеткой вытирая с прилавка влажный след от стакана. По немногословности и усердию, с каким она терла стойку, было ясно: если не настоять, она ничего больше не скажет.
– Она была вашей подругой?
– Не моей.
– Маминой?
– Да, – ответила Луис, продолжая тереть стойку, давно уже чистую.
Вдруг все стало на свои места.
– Одна из четырех, – сказала Джо-Бет. – Она была одной из четырех.
– Похоже, что так.
– И у нее были дети.
– Знаешь ли, я не помню.
Это был максимум лжи, возможный для женщины типа Луис. Джо-Бет мгновенно ее раскусила.
– Помните, – возразила она – Пожалуйста расскажите.
– Да, кое-что вроде бы помню. У нее родился сын.
– Ховард.
Луис кивнула.
– Вы уверены?
– Да. Уверена.
Теперь замолчала и Джо-Бет, пытаясь переоценить последние события в свете внезапного открытия. Что, если ее сны, появление Хови и болезнь Томми-Рэя как-то связаны с давней историей, которую она слышала в десяти различных вариантах – о купании в озере, завершившемся безумием, смертью и рождением детей.
Может быть, мама знает?
Хосе Луис, шофер Бадди Вэнса, прождал на условленном месте пятьдесят минут, прежде чем решил, что босс, должно быть, поднялся на Холм своим ходом. Луис позвонил из машины в Кони. Трубку сняла Эллен, босс еще не появлялся. Они обсудили, как лучше поступить, и договорились, что он подождет еще час на условленном месте, а потом двинется к дому по маршруту, которым, скорее всего, возвращается Бадди.
По дороге шофер его не заметил, дома он тоже не появлялся. Шофер снова созвонился с Эллен, обсудив все возможные варианты. Однако о наиболее вероятном – босс наверняка нашел себе в лесу какую-нибудь женскую компанию – Луис тактично промолчал. Прослужив у мистера Вэнса шестнадцать лет, Хосе Луис прекрасно знал почти сверхъестественное обаяние хозяина. Теперь тот вернется домой не раньше, чем после победы над очередной пассией.
Бадди не чувствовал боли. Он был благодарен за это судьбе, хотя прекрасно понимал причину: он изувечен настолько чудовищно, что перегруженный мозг отказывается принимать естественные сигналы.
Он ничего не видел в окружавшей его непроглядной тьме. Может быть, у него уже не было глаз, может быть, их выбило при падении. Так или иначе, лишенный зрения и всех ощущений, он принялся думать. Сначала прикинул, сколько времени понадобится Луису на понимание, что босс не вернется: два часа. Проследить путь Бадди через лес будет несложно. Обнаружив трещину, они поймут, что произошло. К полудню за ним спустятся.
Может быть, полдень вот-вот наступит.
Отсчитывать время он мог лишь по ударам собственного сердца, отдававшимся в голове. Бадди начал считать. Если сориентироваться, сколько ударов вмещает минута, то через шестьдесят таких промежутков он будет знать, что прошел час. Однако мозг его одновременно с ударами сердца считал и другое.
«Сколько я прожил?» – думал он. Не дышал, не существовал, а именно жил? Пятьдесят четыре года со дня рождения – сколько это недель? Сколько часов? Годы лучше считать годами, так легче. В году триста шестьдесят с небольшим дней. Допустим, треть он проспал. Сто двадцать дней на сон. Господи, уже и минут почти не осталось. Полчаса в день – на опустошения кишечника и мочевого пузыря. Это еще семь с половиной дней в году. На душ и бритье – десять, и на еду еще тридцать-сорок, и умножить все это на пятьдесят четыре…
Он начал всхлипывать. Вытащите меня отсюда, Господи, вытащи меня отсюда, и я заживу по-новому, я стану дорожить каждым часом, каждой минутой (даже во сне, даже в сортире), чтобы, когда тьма снова придет за мной, не было так горько.
В одиннадцать Хосе Луис снова сел за руль и поехал по улицам вниз, выискивая глазами босса. Не обнаружив его, он позвонил в кафе «Фуд-стоп», где продавался сэндвич, названный в честь мистера Вэнса, потом в магазин грампластинок, где хозяин частенько оставлял по сотне долларов. Пока он расспрашивал хозяина магазина Райдера, не видел ли тот Бадди, вошедший покупатель сообщил всем, кого это интересовало, что в Ист-Гроуве произошла какая-то хрень и кого-то, кажется, подстрелили.