Хотя вряд ли. Да и что толку впустую вздыхать об упущенных возможностях? Кто из древних философов сказал: «Род людской никогда не познает счастья, пока не отучится произносить «Если бы…»»?
— Значит, появление Карла оказалось для тебя полной неожиданностью? — спросил Дункан.
— Не совсем. В последних письмах он все время намекал на это. У меня целый год было ощущение, что он может появиться. А потом он вдруг позвонил с орбитального порта Ван Аллен. Сказал, что прилетел специальным рейсом, и пообещал встретиться со мной, как только адаптируется к земной гравитации.
— Что это еще за «специальный рейс»?
— Это был грузовой корабль терранской экспедиции, исследующей спутники Сатурна. Он летел на Землю пустым и с максимальной скоростью. И все равно полет занял пятьдесят дней.
«Представляю, — подумал Дункан. — Провести почти два месяца на грузовом корабле, где минимум удобств». Он вспомнил свое путешествие на «Сириусе», затем мысли вновь вернулись к полету Карла. Космические инструкции строжайше запрещали брать пассажиров на борт грузовых кораблей. Оставалось лишь надеяться, что это нарушение не скажется на дальнейшей карьере пилотов, поддавшихся обаянию Карла.
Калинди прекратила ходить и села рядом с Дунканом.
— Я не знала, хочу ли его видеть. Все-таки прошло пятнадцать лет и я далеко ушла от той Калинди. Но он был очень упрям. Я понимала: отговаривать его бесполезно. Можешь считать, что я выбрала линию наименьшего сопротивления.
Она вымученно улыбнулась и продолжала:
— Это не помогло. Я должна была бы догадаться с самого начала. А вскоре мы увидели в новостях, что ты тоже при-'летел на Землю.
— Представляю, как это шокировало Карла! Что он говорил?
— Почти ничего. Но я видела, что новость удивила и расстроила его.
— И все-таки вряд ли он ограничился общими фразами.
— Карл потребовал, чтобы я ни в коем случае не рассказывала тебе, что он на Земле. Тогда я впервые заподозрила неладное и начала волноваться насчет титанита, который он попросил меня продать.
— A-а, обычная уловка Карла. Забудь о ней. Один из его многочисленных способов добиться желаемой цели. Ты лучше скажи: когда я впервые тебе позвонил, он еще жил у тебя?
Молчание Калинди уже наполовину являлось ответом. Потом она ответила и даже с некоторым вызовом:
— Естественно. И он очень рассердился, когда я сказала, что встречусь с тобой. Мы тогда сильно поссорились. Увы, не в первый раз.
Она вздохнула. Жест получился немного театральным.
— Но к тому времени даже Карл сообразил, что со мной так себя вести нельзя. Давить на меня — занятие безнадежное. Сколько раз я его предупреждала — он не верил. Он отказывался признать очевидный факт: Калинди, которую он знал пятнадцать лет назад и которая впечаталась в его мозг, больше не существует.
Дункан и не подозревал, что увидит в ее глазах слезы. Только по кому они? По Карлу или по своей прошедшей юности?
Дункану хотелось смотреть на все это холодно и цинично. Может, какой-то частью своего существа Калинди и играла. Но другая ее часть вела себя вполне искренне, и она-то затронула его душу. Дункан с удивлением обнаружил, что испытывает к Калинди не только сострадание. Неужели горе способно возбуждать влечение?
Дункан ни в коем случае не собирался заглушать в себе вспыхнувшее желание, но и не торопил события. Было слишком много такого, что он мог узнать только от Калинди.
— Наши занятия любовью всегда разочаровывали его, — всхлипывая, призналась она, — хотя поначалу он и пытался это скрывать. Когда видишь такое, поневоле начинаешь думать о собственной неполноценности. Но теперь-то я кое-что знаю об импринтинге. И Карл прекрасно знал, в чем его беда. Его случай не исключение.
Калинди вытерла глаза ладонью.
— Он становился все более подавленным и… все более жестоким. Иногда он даже пугал меня. Ты знаешь, каким сильным он был. Вот, посмотри.
Калинди сделала еще один театральный жест, приспустив платье и обнажив левое плечо, а заодно и левую грудь.
— Он ударил меня вот сюда, так сильно, что остался большой синяк. До сих пор еще виден.
Сколько Дункан ни старался, никакого синяка он не видел. Только молочно-белая, гладкая, шелковистая кожа. Тем не менее жест Калинди не оставил его равнодушным.
— И потому ты выключила видди, — сочувственно произнес Дункан, придвигаясь ближе.
— Да. Мне как раз позвонил друг Айвора и стал расспрашивать про Титан. Мне это показалось очень странным совпадением… Знаешь, Дункан, это все-таки был жестокий трюк.
В голосе Калинди было больше грусти, чем злости. Она не делала попыток отодвинуться от Дункана. Они сидели почти рядом.
— А потом события посыпались одно за другим. Ты знаешь, что терранская Служба безопасности присылала ко мне двух своих агентов?
— Нет, но это меня не удивляет. И что же ты им рассказала?
— Все, что знала. Они вели себя очень по-доброму и сочувствовали мне.
— Еще бы! Им же надо было сгладить свою неуклюжесть! — с горечью воскликнул Дункан.
— Пойми, Дункан, это был несчастный случай! Ты входишь в число важных гостей, и они должны были тебя защищать. Случись что с тобою, представляешь, какой межпланетный скандал разгорелся бы накануне юбилейных торжеств? Тебе ни в коем случае нельзя было отправляться в «Циклопы». И уж тем более — лезть на платформу к Карлу. Это было очень опасно.
— Ничего опасного. Мы вели вполне дружеский разговор. Откуда мне было знать, что на соседней башне прячется безответственный идиот, который сначала нажимает кнопку, а потом думает, зачем это сделал?
— Не будь строг к этому человеку. Он всего-навсего агент, выполнявший приказ. Ему приказали защищать тебя любой ценой. А тебя, кстати, предупредили насчет приступов жестокости у Карла. Агенту показалось, что вы вот-вот подеретесь. Лазерная вспышка только временно ослепила Карла. Через несколько часов к нему бы полностью вернулось зрение. Говорю тебе: произошел ужасный, чудовищный несчастный случай. Тут никто не виноват.
Пройдет еще немало времени, прежде чем Дункан сможет бесстрастно воспроизводить в памяти всю цепочку событий. Если и существовала вина, она тонким слоем лежала на двух мирах — земном и таганском. Подобно большинству человеческих трагедий, эта стала следствием не злых умыслов, а ошибочных суждений и превратного понимания…
Если бы Малькольм и Колин не настаивали на «очной ставке» Дункана с Карлом и не требовали предъявить тому «неопровержимые факты»… Если бы самому Дункану так не хотелось добиться от Карла доказательств его невиновности. Как он стремился дать своему бывшему другу шанс оправдаться… Настолько стремился, что фактически очутился в его власти. Пусть бессознательно, но ведь так оно и было, и сейчас Дункан отчетливо это понимал. Возможно, Карл и в самом деле был опасен; просто Дункан не все знал.