За неимением лучшего я все еще придерживался теории об обрушившемся камне и надеялся, что русские с ней тоже согласятся. Тогда можно будет больше не играть в шпионов с Джо Уоткинсом.
Однако я понял, что мне не повезло, когда появились Шапиро и Карпухин с вытянувшимися лицами.
— Клаус, нам нужно, чтобы ты снова спустился, — сказал Лев.
— Деньги ваши, — ответил я. — Но что вы от меня хотите?
— Мы обследовали поврежденную решетку. Не хватает одной секции термоэлементов. Дмитрий считает, что кто-то специально ее оторвал и унес.
— В таком случае он сделал это крайне неаккуратно, — ответил я — Могу четко сказать одно. Это не кто-то из моих людей.
Шутить подобным образом в присутствии Карпухина было рискованно. Не улыбнулся никто, даже я, поскольку к тому времени начал подозревать, что он что-то скрывает.
Солнце уже садилось, когда я начал свое последнее погружение во впадину Тринко, но время дня на глубине не имело никакого значения. Я опустился на шестьсот метров, не включая огни. Мне нравилось наблюдать за светящимися морскими созданиями, которые вспыхивали и мерцали в темноте, иногда взрывались, словно ракеты, у самого иллюминатора. В открытом море мне не угрожала опасность с чем-либо столкнуться, к тому же работающий панорамный сонар мог предупредить меня намного лучше, чем мои собственные глаза.
На глубине в семьсот двадцать метров я понял, что что-то не так. Вертикальный эхолокатор сообщил о приближении дна, но расстояние до него сокращалось слишком медленно. Я легко мог увеличить скорость погружения, заполнив очередную цистерну, но решил не спешить. В моей работе любой факт, выходящий за рамки обычного, требует объяснения. Подобный подход уже трижды спасал мне жизнь.
Я взглянул на термометр и получил ответ. Температура снаружи на пять градусов превышала расчетную. Лишь через несколько секунд я понял, почему это так.
Всего в сотне с небольшим метров подо мной работала на полную мощность восстановленная решетка, которая излучала мегаватты тепла, пытаясь выровнять разницу температур между впадиной Тринко и солнечным бассейном наверху. Естественно, подобное было невозможно, но в процессе генерировалось электричество. Меня уносило вверх гейзером горячей воды, являвшейся побочным продуктом.
Когда я наконец достиг решетки, мне с трудом удавалось удерживать «Лобстер» на месте в потоке, поднимающемся из глубины. Я весь покрылся потом, потому что тепло проникало в кабину. Мне еще ни единого раза не бывало столь жарко на морском дне. Никогда прежде огни прожекторов не плясали так на каменной поверхности в потоках поднимающейся воды, создавая картину, похожую на мираж.
Можете представить, как я медленно двигался на глубине почти в километр вдоль крутого, словно крыша дома, склона подводного каньона, светя перед собой лучами прожекторов. Недостающий элемент, если он все еще был здесь, не мог упасть слишком далеко. Я должен был найти его в ближайшие десять минут или никогда.
После часовых поисков я обнаружил несколько разбитых электрических лампочек — удивительно, как часто их бросают за борт с кораблей, дно Мирового океана усеяно ими — пустую бутылку из-под пива — то же самое! — и совершенно новый ботинок. Больше я ничего не нашел, поскольку вдруг обнаружил, что не один.
Я не выключаю эхолокатор, даже когда стою на месте, всегда раз в минуту бросаю взгляд на экран, чтобы оценить общую обстановку. На этот раз оказалось, что с севера ко мне приближается крупный объект, размером не меньше «Лобстера». Когда я его заметил, расстояние между нами составляло около ста пятидесяти метров и продолжало медленно сокращаться. Я выключил огни, остановил двигатели, которые работали на малом ходу, чтобы удерживать меня в потоке воды, и поплыл по течению.
Мне очень хотелось связаться с Шапиро и сообщить, что у меня появилась компания, но я решил подождать, пока не выяснятся новые подробности. Аппараты, способные работать на таких глубинах, имелись лишь у трех стран. Со всеми ними у меня сложились прекрасные отношения. Не было никакого смысла чересчур спешить, рискуя ввязаться в никому не нужные политические осложнения.
Несмотря на то что без локатора я чувствовал себя слепым, мне не хотелось сообщать о своем присутствии. Я с неохотой выключил его и положился на собственное зрение. Любой аппарат, работающий на такой глубине, должен был использовать прожектора. Я увидел бы свет задолго до того, как там смогли бы заметить меня, ждал в жаре и тишине маленькой кабины, напряженно всматривался в темноту, но особо не беспокоился.
Сперва я увидел вдали тусклое свечение, становившееся все ярче, но не желавшее обретать форму, которая могла бы показаться хоть как-то знакомой. Затем оно распалось на мириады точек, превратившись в нечто похожее на созвездие, плывущее мне навстречу, облако из далекого мира, скрытого в самом сердце Млечного Пути.
Неправда, будто человек боится неизвестного. Его можно напугать только чем-то знакомым, уже пережитым. Я не мог представить, что именно двигалось ко мне, но ни одно морское создание не могло добраться до меня сквозь надежную пятнадцатисантиметровую швейцарскую броню.
Светящееся облако было уже совсем рядом. Вдруг оно распалось надвое, и я ощутил всю красоту и ужас того, что поднималось ко мне из бездны.
Сперва пришел ужас. Я узнал в приближающихся существах спрутов, и в моем мозгу вновь эхом отдались все рассказы Джо. Затем я с немалым облегчением понял, что длина их составляет всего около шести метров, то есть чуть больше «Лобстера», а вес — лишь малую долю от его собственного. Они не могли причинить мне никакого вреда. Ко всему прочему, их неописуемая красота заставляла забыть о какой-либо потенциальной угрозе.
Такое может показаться забавным, но это правда. Во время своих путешествий я повидал множество живых существ, но ни одно из них не могло сравниться с теми созданиями, что парили сейчас передо мной. Вдоль их тел пульсировали и плясали разноцветные огоньки, похожие на драгоценные камни. Их узор ни секунды не оставался одним и тем же, то вспыхивал ярко-голубыми ртутными разрядами, то сменялся неоново-красным. Щупальца походили на нити светящихся бус, тянущихся в воде, или фонарей на автострадах, когда смотришь на них ночью с самолета. На фоне яркого сияния едва виднелись огромные глаза, удивительно человеческие и разумные, каждый из которых окружала диадема из сверкающих жемчужин.
Увы, но лучше я вряд ли сумею описать то, что увидел. Лишь кинокамера могла бы во всей красе показать этот живой калейдоскоп. Не знаю, как долго я за ними наблюдал и был настолько захвачен сверкающей красотой, что почти забыл о своей задаче. Очевидно было, что эти тонкие гибкие щупальца вряд ли могли сломать решетку. Однако само присутствие здесь этих существ казалось, скажем так, весьма необычным. Карпухин назвал бы его подозрительным.
Я уже собирался связаться с поверхностью, когда увидел нечто невероятное. Собственно, оно все время было у меня перед глазами, но смысл его я понял только сейчас.
Спруты переговаривались друг с другом.