– Я поручу медикам прикинуть, насколько это опасно, – сказал Маклорин.
– Так вы говорите, на открытом месте раза в четыре меньше?
– Да. Мы залезали сюда только раз в десять минут, чтобы попробовать связаться с вами, а так все время сидим снаружи.
– Сделаем, пожалуй, так. Мы сейчас же посылаем за вами трактор, а вы идите навстречу. Может быть, назначите какую-нибудь точку встречи?
Джеймисон секунду подумал.
– Скажите водителю, чтобы держал на пятикилометровую отметку по эту сторону перевала – мы доберемся туда приблизительно тогда же, когда и он. И мы не будем выключать рации скафандров, так что никак уж не разминемся.
Садлер осторожно поинтересовался, не найдется ли в спасательном тракторе места для пассажира, он хотел расспросить Уилера и Джеймисона прямо на обратном пути, иначе такая возможность представилась бы нескоро. Астрономы и сами еще не знали, что сразу же по возвращении в Обсерваторию лягут в лазарет, лечиться от лучевой болезни. Хотя состояние их здоровья и не вызывало особых опасений, Садлер не сомневался, что врачи по всегдашней своей привычке ограничат доступ посетителей.
Маклорин не возражал.
– Но в таком случае, – добавил он, – вам придется сказать им, кто вы такой. А через десять минут об этом будет знать вся Обсерватория.
– Понимаю, – кивнул Садлер. – Теперь это не имеет никакого значения.
А возможно, добавил он про себя, и никогда не имело.
Получасом позже агент Планетарной разведки на собственной своей шкуре познавал разницу между быстрым, плавным бегом монорельса и тракторной болтанкой. Постепенно он привык к головокружительным подъемам, которые с легким сердцем брал водитель, и перестал раскаиваться, что по собственной своей воле напросился в эту поездку. Кроме него и двоих водителей в тракторе находился и главный врач Обсерватории, желавший как можно скорее взять у пострадавших кровь на анализ и сделать им уколы.
Завершение экспедиции было лишено какой-либо драматичности; взобравшись на перевал, спасатели сразу же связались с идущими навстречу астрономами. Через пятнадцать минут на горизонте показались крошечные фигурки; вся церемония встречи ограничилась крепкими до боли рукопожатиями.
Был организован небольшой привал, чтобы дать врачу возможность спокойно заняться своими делами.
– Следующую неделю вы проведете в постели, – сообщил он Уилеру, изучив результаты анализов, – но в общем – ничего страшного.
– А я? – поинтересовался Джеймисон.
– С вами все в порядке, доза совсем маленькая. Хватит и пары дней.
– Оно того стоило, – с преувеличенной жизнерадостностью сообщил Уилер.
– Армагеддон из первого ряда партера – да за такое что хочешь отдать можно.
Но первой, немного истерической реакции на ободряющее сообщение врача хватило ненадолго.
– А что там говорят по радио? – в голосе астронома звучала озабоченность. – Были еще какие-нибудь атаки?
– Нет, – покачал головой Садлер. – Федерация нигде больше не нападала и вряд ли сможет в будущем. Но главной своей цели она достигла – помешала нам использовать эту шахту. Так что дальше все в руках политиков.
– Послушай, – прищурился Джеймисон, – а ты-то что здесь делаешь?
– Все то же самое, – улыбнулся Садлер. – Расследую ваши обсерваторские дела. Только, как бы это сказать, в более широком плане, чем это считалось.
– А ты, случаем, не радиорепортер? – с подозрением спросил Уилер.
– Ну… не совсем. Я бы предпочел…
– Понимаю, – перебил его Джеймисон. – Ты имеешь какое-то отношение к органам безопасности. Ну, тогда все в порядке.
Понимаешь, раздраженно покосился на него Садлер, ну и понимай себе потихоньку, а вслух орать нечего. Ну что у этого парня за способность ставить людей в неприятное положение?!
– Это не имеет значения, – сказал он вслух. – Но мне нужно составить подробный доклад обо всем, что там происходило. Ведь вы – единственные живые свидетели, если не считать команды третьего корабля Федерации.
– Чего и следовало ожидать, – кивнул Джеймисон. – Так, значит, «Проект Тор» уничтожен вчистую?
– Да, но и он выполнил свою задачу.
– Задача – задачей, а вот они все погибли, и Стеффансон, и остальные. Если бы не я, он бы, возможно, остался в живых.
– Профессор Стеффансон знал, на что идет, – сухо бросил Садлер, – и сам сделал свой выбор, никто его не принуждал.
(Да, не очень-то удобный получится из этого упрямого астронома герой.) Следующие тридцать минут, пока возвращающийся домой трактор перебирался через горы, он расспрашивал Уилера. Издалека, с одной точки зрения и без всяких приборов молодой астроном видел совсем немного, однако когда сидящие где-то там на Земле штабные генералы будут ставить свой посмертный диагноз, даже эта ограниченная информация окажется бесценной.
– А вот чего я совсем не понимаю, – заключил Уилер, – так это того оружия, которым крепость уничтожила первый корабль. Похоже на какой-то луч, но это же невозможно. Лучей, видимых в вакууме, не бывает. И почему его использовали только один раз? А вот ты – ты что-нибудь об этом знаешь?
– Боюсь, что нет, – с невиннейшим видом соврал Садлер. Как раз это оружие – в отличие от остального оснащения крепости – он представлял себе очень хорошо. Струя расплавленного металла, брошенная в пространство самыми мощными из когда-либо построенных электромагнитов и летящая со скоростью сотен километров в секунду, – ее и вправду легко принять за мгновенный проблеск светового луча. И он знал, что это – оружие ближнего боя, способное пробивать защитные поля, отражающие любой метательный снаряд. Применимо оно только при идеальных условиях, а для перезарядки гигантских конденсаторов, питающих магниты, требуется много минут.
Но пускай ребята разберутся сами; вряд ли у них уйдет на это слишком много времени – раскинут мозгами, и все станет ясно.
Трактор осторожно сползал с крутого склона; на горизонте уже показались решетчатые фермы телескопов. Совсем, подумал Садлер, как две фабричные трубы, одетые в леса. Несмотря на всю краткость своего пребывания на Луне, он успел проникнуться к этим огромным приборам нежностью, они стали для него – как и для любого сотрудника Обсерватории – личностями. И он вполне понимал, почему так тревожатся астрономы за свои исполинские глаза, заглядывающие в самые глубины пространства, на расстояния в сотни миллиардов световых лет.
Высокий, отвесный обрыв загородил солнце, и все вокруг погрузилось во тьму. В небе начали вспыхивать звезды – зрение Садлера автоматически адаптировалось к перемене освещенности. Он взглянул на север, краем глаза заметив, что и Уилер сделал то же самое.
Nova Draconis все еще оставалась ярчайшей звездой небосклона, однако быстро тускнела. Через несколько дней она будет примерно как Сириус, через несколько месяцев ее не различишь невооруженным глазом. Все это имело какой-то скрытый смысл, какое-то символическое значение, недоступное разуму, но наполовину угадываемое фантазией, интуицией. Наука узнает от Nova Draconis очень много, но чему научит эта звезда обычных, живущих своей повседневной жизнью людей?