После завершения погребальной церемонии над телом погибшего солдата я спросил у Яноша, что же мы будем делать дальше.
— Полагаю, — сказал он, — что эта часть маршрута ничем не отличается от пройденных. Мы должны рассчитать наше движение так, чтобы возможный источник или оазис был впереди не более чем в двух днях пути. Также я предлагаю поторопиться, чтобы кочевники не успели отравить там воду.
— Ты думаешь, что магия Кассини их не обескуражила и они от нас не отстанут?
— Можно только надеяться, — ответил он. — Они поняли, что мы сильны и, стало быть, везем нечто ценное. Так что, скорее всего, не отстанут. Стычки только начались.
Оставалось молить богов, чтобы Янош ошибался.
Мы шли всю ночь, следуя компасу и определяясь по звездам. К рассвету я уже решил, что молитвы мои услышаны, поскольку наших преследователей не было видно. Янош выглядел еще более встревоженным, однако отказывался объяснить почему. Два часа спустя на горизонте замерцала какая-то зелень. Это был не мираж, а реальный оазис. За час до сумерек мы добрались туда. Сквозь низкие кусты и склонившиеся деревья видна была голубая гладь озерца. Глаза привыкли к бурым, выгоревшим пейзажам, и новые краски казались необычными.
До заветного места оставалось пройти расстояние в два броска копьем, когда послышалось знакомое завывание кочевников, которые нас опередили. Из кустарника по дуге, не долетая до нас, посыпались стрелы, пущенные из луков руками, а не магией.
Янош выкрикивал приказы:
— Парни, ослов — в ту лощину! Сержант Мэйн, командуйте. Кассини, Амальрик, держитесь поближе ко мне. Они почти наверняка вышлют парламентера.
Я подивился, что Янош по поведению кочевников, этим стрелам, не долетавшим до нас, пришел к такому выводу.
— Уберите оружие, пока я не дам другую команду, — продолжал Серый Плащ, прежде чем я успел спросить. — Когда они приблизятся, глядеть на них вызывающе, ни в коем случае не показывать, что мы опасаемся их. Они хотят захватить нас живьем.
Кассини спросил, откуда Яношу это известно.
— Стрелы были выпущены для запугивания, а не на поражение. Отсюда я делаю вывод, что этим кочевникам мы нужны или в качестве рабов, или в качестве священной жертвы Скорее всего, последнее, поскольку ни один обитатель пустыни не будет тратить стрелы ради невидимых богов без особой необходимости.
Из кустов, окаймляющих оазис, вышли три человека. Одеты они были одинаково: обтрепанные штаны до колен, туники и развевающиеся накидки с капюшонами. На поясах в ножнах висели кривые сабли. Двое из них несли копья острием вниз, повязанные белыми тряпками, третий держал руки вверх, открытыми ладонями вперед. Они приближались. Я хотел было сделать такой же жест миролюбия. Янош покачал головой:
— Нет.
Он громко сказал кочевникам:
— Стоять!
Эти трое остановились.
— Как вы можете показывать, что желаете мира, — сердито заговорил он на языке торговцев, — коли стреляете в нас и уже убили одного из наших людей, хотя — мы и не выказывали к вам никакой враждебности? Вы что же, считаете нас дураками?
Тот из троих, что был безоружным, рассмеялся и заговорил на том же языке, хотя и не очень правильно. Очевидно, не часто ему приходилось им пользоваться.
— Я вовсе не считаю вас дураками. Скорее, я вижу в вас… ну, скажем, баранов. Баранов, которые отбились от отары и бродят в этой глухомани, рискуя стать жертвою волков или стервятников. А я… я считаю себя пастухом, предлагающим вам кров и безопасность.
— И несомненно, от чистого сердца, — саркастически усмехнулся Янош.
Кочевник слегка приподнял плечи.
— Ну, никто ничего не делает из чистой благотворительности, — сказал он. — Разве что боги. Пастух предлагает баранам безопасность, чтобы те, в свою очередь, обеспечивали его шерстью, а в конце концов и мясом, дабы пастух мог в дальнейшем позаботиться и о следующих поколениях баранов. Так уж заведено.
— Как любезно с вашей стороны, — сказал Янош. — Но может быть, меня подводит зрение? Ты утверждаешь, что ты пастух. Я же вижу перед собою лишь трех мерзких, питающихся падалью воронов, от которых несет гнилью, в то время как они растекаются в медоточивых речах. — Он сделал вид, что не слышит злобного шипения в ответ, и продолжил: — Да к тому же мы и не бараны. — Сабля вылетела из его ножен. Туземец отскочил назад, выхватывая свою саблю. — У баранов нет таких острых клыков, — сказал Янош, потрясая саблей. — Должно быть, солнце пустыни повредило твои мозги и ты не понимаешь, что ты и твои спутники всего лишь шакалы. — Янош обернулся ко мне: — Амальрик, не хочешь ли ты принять предложение этих шакалов и нацепить на себя кандалы? — спросил он, все еще говоря на том же языке. Я мог и не отвечать.
— Вот и я не хочу, — продолжал Янош. — Хватит с меня.
Кассини, похоже, колебался.
— А ты, воскреситель, — сказал Янош, — не подпадаешь под их предложение. Скорее всего, ты будешь умерщвлен на жертвенном алтаре их шаманом для укрепления его мощи.
Кассини тут же одолел собственную нерешительность:
— Ну, разумеется, я с вами.
— А за солдат я отвечаю, — сказал Янош. — Ты можешь взять нас только с боем, поедатель падали, — сказал он работорговцу. — Но уж после этого у матерей твоих людей печали будет в избытке.
Кочевник поднял руку:
— Ты храбро говорил. Но завтра или чуть позже захрипишь по-другому, когда у вас кончится вода. А может быть, львы пустыни избавят меня от необходимости быть милосердным, и мне не придется ждать, пока вы образумитесь.
Троица, не спуская с нас глаз, подалась к оазису и скрылась среди кустов.
— Кассини! — рявкнул Янош. — Какое-нибудь защитное заклинание! Немедленно!
Кассини едва успел что-то начать бормотать, когда из кустов в нашу сторону вылетел рой стрел. Но заклинание воскресителя успело их перехватить, и они застыли в воздухе, вонзившись в невидимую преграду. Янош схватил одну стрелу, переломил ее и отбросил. Затем повернулся и пошел в лощину. Мы последовали за ним.
Янош собрал всех и объяснил, что произошло. Двое солдат хотели было выразить сомнение относительно принятого нами решения, но быстро заткнулись под грозным взглядом командира. Затем мы, как обычно, втроем сели обсуждать, что же делать дальше.
Янош сказал:
— Они, конечно, могут подождать, пока мы выдохнемся. Но вряд ли у них окажется столько терпения. Скорее всего, они подождут дня два или три, пока мы хорошенько прожаримся на солнышке, а потом нападут. Сейчас они наверняка не ударят, поскольку мы в полной боевой готовности. Боевые действия тем успешнее, чем больше солдат противника ослабло. Вот почему кочевники любят засады или берут измором.
Кассини нахмурился:
— Но если это так, капитан… то, может быть, лучше, если они нападут как можно скорее. Мы отобьемся, нанесем им урон, и они отстанут от нас.