Писец спрашивает, что я буду делать дальше. Какая разница? Книга закончена, история рассказана.
Ладно, писец, я попытаюсь сказать тебе.
Неделю назад Амальрик пригласил меня на свою виллу. Мы хорошо провели время, попивая вино и болтая, а Омери играла нам на флейте. Сад остался прежним – запутанные полузаросшие тропы, благоуханные цветы и плодоносящие деревья. Мы с братом бродили по тропинкам, взяв с собой вино, а потом присели отдохнуть возле фонтана, рядом с простым камнем на могиле моей матери.
Амальрик задал мне тот же вопрос: что я буду делать дальше?
Я засмеялась.
– Я-то думала, что тебе приятно просто болтать со мной, братец. Но теперь вижу, что ты пригласил меня неспроста. Не можете оставить солдата в покое? Значит, мне сразу после возвращения надо приниматься за дела? Не хотите, чтобы я стала лентяйкой. – Я многозначительно подняла пустой бокал. – Вот что я хочу делать сейчас. И еще немного солнца и песен. Разве это неправильно?
Амальрик понял намек и снова наполнил бокал. Потом он сказал:
– Знаешь, сейчас заново создают маранонскую гвардию.
Я вздохнула.
– Знаю. Магистры уже предлагали мне возглавить ее. Я насколько возможно вежливо отказалась.
Амальрик весело одобрил меня, улыбнувшись своей мальчишеской улыбкой.
– Так они мне и сказали. И они попросили оказать на тебя небольшое давление, чтобы ты согласилась.
Я покачала головой.
– Скажи им, что умолял меня на коленях, но я отвергла все предложения.
– Но что изменилось, Рали? – спросил он. – Ведь маранонская стража когда-то была твоей жизнью. Ты с детства мечтала стать воином.
Я еще отпила вина и сказала:
– Я устала водить молодых женщин на смерть. Ко мне приходит и так слишком много духов погибших. С меня хватит.
– Значит, ты покончила с военной службой?
– Еще не знаю. Но пока Ориссе не грозит опасность, не думаю, что я захочу взять в руки оружие.
– Так чего же ты хочешь? – не отставал он.
И тут мне неожиданно на глаза навернулись слезы.
– Чтобы меня оставили в покое, – прошептала я, стараясь не разрыдаться.
Амальрик обнял меня.
– Этого никогда не случится, сестренка. Такая уж у тебя несчастливая судьба – быть непогибшей героиней.
Я прекратила жалеть себя и вытерла слезы.
– Еще у меня несчастливая судьба потому, что я умею только воевать.
– Это не так, – усмехнулся брат. – Ты можешь приносить пользу не только мечом. Я знаю это с тех пор, когда мальчишкой бегал за тобой, чтобы постоянно находиться в твоем обществе.
Я посмотрела на поросший мохом камень на могиле матери. Наверное, ждала совета. Но не получила его. Колеблющийся образ не появился. Не было аромата сандалового дерева, не было ласкового шепота.
Подул мягкий ветерок, принесший запах реки. И с ним пришло воспоминание о палубе галеры, парусах, соленых волнах и убегающем горизонте – дразнящем, как закрытое вуалью лицо девушки.
– Через месяц отправляется экспедиция, – сказал Амальрик.
И я подумала: да!
– Ходят слухи о возможности хорошей торговли далеко на юге, где никто еще не был.
И я подумала: да!
– Не буду обманывать тебя – экспедиция будет опасной, – сказал брат. – Будут холод и голод, и шансы на успех невелики. Но это будет приключение, Рали. Новые земли. Новые люди. Новые надежды. Это я обещаю.
И я подумала: да!
– Экспедиции нужен воскреситель, – сказал он.
Мое сердце упало.
– Но мне никогда не позволят! Ни одна женщина не была воскресителем с начала истории Ориссы.
– Значит, пришло время начать, – сказал Амальрик. – Ведь ты – Рали Эмили Антеро. И ты можешь делать все, что захочешь. Так что скажешь, дорогая сестра? Ты согласна?
И я сказала:
– Да!
Вот так, писец. Вот и конец истории женщины, которую глупцы называют героиней. Ты почти все записал, и скоро книга появится в лавках.
Интересно, что подумают люди, когда прочтут книгу? Иногда я представляю себе девочку, лежащую ночью в постели, она переворачивает страницы, прячась с фонарем под одеялом, чтобы нянька не ругала ее. Что подумает эта девочка? Может, она захочет променять своих кукол на меч? Если она так сделает, одобрю ли я ее выбор? Честно говоря, не уверена. Мне кажется, лучше всего ей быть собой – женщиной, равной мужчинам в любом деле, какое бы она ни выбрала.
И может быть, писец, когда эта девочка услышит крик чайки, она вспомнит меня.