Запись длилась полчаса.
— Вот и все, мистер Лаундс. Вы прекрасно себя вели.
— Теперь вы меня отпустите?
— Да. Однако я должен помочь вам лучше все осознать и запомнить. — Долархайд отвернулся.
— Я хочу понять. Я хочу, чтобы вы знали, как я благодарен вам за то, что вы меня отпускаете.
Долархайд не ответил. Он вставлял другую челюсть.
Он улыбнулся Лаундсу, сверкнув зубами, выпачканными чем-то бурым.
Затем положил руку Лаундсу на сердце, доверительно наклонился к нему, словно желая поцеловать, откусил Лаундсу губы и выплюнул их на пол.
Рассвета Чикаго, смрадный воздух и серое, низкое небо….
Из дверей «Сплетника» вышел, потирая поясницу, сторож и закурил сигарету. Тишина. Было слышно, как в одном квартале от «Сплетника» на вершине холма, щелкает, переключаясь, светофор.
За полквартала к северу от светофора, вне поля зрения сторожа, Фрэнсис Долархайд надвинул покрывало на голову Лаундса.
Журналисту было ужасно больно. Он казался заторможенным, но мозг работал лихорадочно. Лаундс понимал, что просто обязан запомнить некоторые детали. Его повязка чуть задралась на носу, и он видел Долархайда, ощупывающего кляп.
Долархайд надел белый медицинский халат, положил термос на колени Лаундса и выкатил кресло из фургона. Затем поправил колеса кресла и вернулся к машине, чтобы убрать доску. В это время Лаундс смог разглядеть из-под повязки часть бампера.
Если повернуться еще немножко-то можно будет увидеть номер машины… Он увидел номер на какую-то долю секунды, но запомнил его навсегда.
Они двинулись, похоже, по тротуару. Завернули за угол. Под колесами зашуршала бумага.
Долархайд остановил кресло в вонючем закутке между каким-то грузовиком и мусорным ящиком. Сдернул повязку с глаз Лаундса. Журналист закрыл глаза. Долархайд сунул ему под нос пузырек с нашатырным спиртом.
Вкрадчивый голос спросил:
— Вы меня слышите? Мы почти у цели. Повязка снята. Моргните, если вы меня слышите.
Долархайд пальцем приподнял веко Лаундса, и тот увидел… лицо Зубастого парии.
— Я немножко обманул вас. — Долархайд постучал по термосу. — На самом деле я не стал класть ваши губы в лед.
Зубастый пария откинул одеяло и открыл термос.
Почуяв запах бензина, Лаундс рванулся что было мочи, отдирая приклеенные руки от подлокотников. Дубовое кресло застонало. Бензин холодил тело, от его паров перехватило дыхание. Кресло выкатывалось на середину улицы.
— Приятно быть любовником Грэхема, Фре-е-едди-и-и-и?
Огненная вспышка, толчок — и кресло покатилось под горку к подъезду «Сплетника». Колеса завизжали. Сторож поднял глаза, услышав крик, вместе с которым изо рта Лаундса выпал кляп. На него несся огненный шар, подпрыгивая на выбоинах, дымя и разбрасывая искры. Пламя вздымалось сзади этого шара, словно крылья, а в витринах мелькали огненные отблески.
Шар крутанулся, стукнулся о стоявшую машину и перевернулся прямо перед входом в «Сплетник». Одно колесо отвалилось, пламя принялось лизать его спицы, а из шара показались воздетые кверху руки горящего заживо человека.
Сторож кинулся в вестибюль. Он боялся, что шар вот-вот взорвется, и хотел отбежать подальше от окна. Он включил сигнал пожарной тревоги. Что еще он мог сделать? Схватил со стены огнетушитель и выглянул на улицу. Шар пока не взорвался.
Тогда сторож, с опаской пробираясь сквозь густой дым, низко стелющийся по тротуару, приблизился к инвалидной коляске и направил пенную струю на Фредди Лаундса.
Грэхему нужно было выйти на улицу без пятнадцати шесть, задолго до утреннего часа пик.
Крофорд позвонил, когда Грэхем брился.
— Доброе утро.
— Не очень-то оно доброе, — ответил Крофорд. — Зубастый пария сцапал Лаундса в Чикаго.
— Черт! Не может быть!
— Он еще жив и просит прийти тебя. Но долго бедняга не протянет.
— Я уже готов.
— Встретимся в аэропорту. Рейс двести сорок пять. Вылет через сорок минут. Ребята останутся и будут наблюдать за квартирой до твоего возвращения. Если, разумеется, тебе придется возвращаться сюда.
Специальный агент Честер из Чикагского отдела ФБР встретил их в аэропорту «О'Хара». В Чикаго привыкли к вою сирен. Завидев ярко-красную лампочку на крыше автомобиля Честера, с ревом мчавшегося по шоссе, все машины шарахались в стороны.
Честер рассказывал, пытаясь перекричать вой сирены:
— Местная полиция говорит, будто его сцапали в гараже. Наша контора пока не вмешивается. Мы сейчас в Чикаго не слишком популярны.
— Как это случилось? — спросил Крофорд.
— Ему устроили засаду.
— Лаундс его видел?
— Я не слышал, чтоб он его описал. Чикагская полиция примерно в шесть двадцать отдала приказ искать машину с определенным номером.
— Вы связались с доктором Блумом?
— Я говорил с его женой. Доктору Блуму сегодня утром удалили желчный пузырь.
— Ну и дела! — прокомментировал Крофорд.
Честер загнал машину под мокрый от дождя навес над входом в больницу и обернулся к своим пассажирам.
— Джек! Уилл!.. Я слышал, этот тип буквально растерзал Лаундса на клочки. Вы должны быть готовы к тому, что это жуткое зрелище.
Грэхем кивнул. Всю дорогу до Чикаго он пытался гнать от себя мысль, что Лаундс умрет, не дождавшись его прихода.
Коридор ожогового центра сверкал безукоризненно чистым кафелем. Высокий доктор со странным лицом юного старичка отвел Грэхема и Крофорда в сторону от группы людей, столпившейся у входа в палатку Лаундса.
— Ожоги мистера Лаундса смертельны, — объяснил он. — Я могу облегчить его страдания, и я, наверно, это сделаю. Он дышал пламенем, и у него обожжены глотка и легкие. Возможно, он даже не придет в сознание. В его состоянии это было бы истинным благом. Если он все-таки придет в себя, необходимо будет вынуть из его рта дыхательный шланг, чтобы дать ему возможность ответить на вопросы полиции. Я согласился попробовать сделать это, но ненадолго.
Сейчас его обожженные нервные окончания совершенно потеряли чувствительность. Боль придет позже, если он доживет до этого. Я объяснил это полицейским и хочу объяснить вам. Я прерву вас, если сочту, что он страдает. Вы меня поняли?
— Да, — ответил Крофорд.
Кивнув полицейскому у двери, врач заложил руки за спину и пошел вперед, напоминая в своем белом халате цаплю, переходящую вброд реку. Крофорд взглянул на Грэхема.