Он совершенно не понимал Лисбет Саландер. До этого она ни разу даже взглядом не намекнула, что проявляет к нему хоть малейший интерес как к мужчине.
— Доброе утро, — сказала Лисбет, заглядывая в дверь и даже немного улыбаясь.
— Привет, — отозвался Микаэль.
— У нас кончилось молоко. Я съезжу на бензоколонку. Они открываются в семь.
Она развернулась так быстро, что Микаэль не успел ответить. Он слышал, как она надела туфли, взяла сумку и мотоциклетный шлем и вышла на улицу. Он закрыл глаза. Потом услышал, как входная дверь снова открылась, и буквально через несколько секунд Лисбет опять возникла в дверях. На этот раз она не улыбалась.
— Тебе лучше выйти и посмотреть, — сказала она довольно странным голосом.
Микаэль тут же вскочил и натянул джинсы.
Ночью кто-то посетил гостевой домик и принес неприятный подарок. На крыльце лежал наполовину обугленный труп расчлененной кошки. Ей отрезали голову и ноги, после чего с тела содрали шкуру и вытащили кишки и желудок; их куски валялись возле трупика, который, похоже, жгли на огне. Голову кошки оставили нетронутой и прикрепили к седлу мотоцикла Лисбет Саландер. Рыже-коричневую шкурку Микаэль узнал.
Четверг, 10 июля
Они завтракали в саду в полном молчании и пили кофе без молока. Лисбет достала маленький цифровой аппарат «Кэнон» и запечатлела жуткое зрелище, а потом Микаэль принес мешок для мусора и все убрал. Он поместил погибшую кошку в багажник одолженной машины, но толком не знал, что ему делать с останками. Вероятно, следовало заявить в полицию об издевательстве над животным и, возможно, об угрозе насилия, однако он плохо представлял себе, как сможет объяснить причину всего этого.
В половине девятого мимо них в сторону моста прошла Изабелла Вангер. Она их не увидела или сделала вид, что не заметила.
— Как ты себя чувствуешь? — наконец спросил Микаэль.
— Нормально. — Она посмотрела на него озадаченно.
«Ладно. Значит, ему хочется, чтобы я разволновалась», — отметила она.
— Когда я найду скотину, — продолжала она вслух, — которая замучила невинную кошку только для того, чтобы нас предостеречь, я ее как следует обработаю бейсбольной битой.
— Ты думаешь, это предостережение?
— У тебя есть объяснение получше? И это означает еще кое-что.
Микаэль кивнул:
— Что бы ни крылось за этой историей, мы явно растревожили кого-то настолько, что толкнули его на безумный поступок. Но тут есть и другая проблема.
— Знаю. Это принесение в жертву животного в духе пятьдесят четвертого и шестидесятого годов. Но кажется маловероятным, чтобы убийца, орудовавший пятьдесят лет назад, теперь бегал тут и раскладывал на твоем пороге трупы замученных животных.
Микаэль согласился.
— В таком случае речь может идти только о Харальде Вангере и Изабелле Вангер. Имеется еще несколько пожилых родственников по линии Юхана Вангера, но никто из них в здешних местах не живет.
— Изабелла — злобная чертовка, — вздохнул Микаэль. — Она вполне способна убить кошку, но сомневаюсь, чтобы она носилась повсюду и пачками убивала женщин в пятидесятых годах. Харальд Вангер… не знаю, он кажется таким слабым, что едва ходит, и мне трудно себе представить, чтобы он выскользнул ночью, поймал кошку и сотворил все это.
— Если тут не действовали два человека. Старый и помоложе.
Вдруг Микаэль услышал шум мотора, поднял взгляд и увидел, что в сторону моста удаляется машина Сесилии.
«Харальд и Сесилия?» — подумал он.
Однако поверить в совместные действия этой пары он не мог: отец с дочерью не общаются и едва разговаривают друг с другом. И несмотря на обещание Мартина Вангера поговорить с Сесилией, она по-прежнему не отвечала на звонки Микаэля.
— Это должен быть кто-то, кому известно, чем мы занимаемся и что у нас есть успехи, — сказала Лисбет Саландер, встала и пошла в дом.
Когда она вернулась, на ней был кожаный комбинезон.
— Я еду в Стокгольм. Вернусь вечером.
— Что ты собираешься делать?
— Кое-что привезти. Если кто-то обезумел настолько, что расправился с кошкой, он или она может с таким же успехом напасть в следующий раз на нас самих. Или поджечь дом, пока мы будем спать. Я хочу, чтобы ты сегодня съездил в Хедестад и купил два огнетушителя и два пожарных извещателя. Один из огнетушителей должен быть хладоновым.
Не прощаясь, она надела шлем, завела мотоцикл и укатила через мост.
Микаэль выбросил останки кошки в мусорный бак у бензоколонки, а потом поехал в Хедестад и купил огнетушители и пожарные извещатели. Положив их в багажник машины, он отправился в больницу. Микаэль заранее созвонился с Дирком Фруде и договорился о встрече в больничном кафетерии, где рассказал ему о том, что случилось утром. Дирк Фруде побледнел.
— Микаэль, я никак не рассчитывал на то, что эта история может оказаться опасной.
— Почему же? Ведь наша задача — поиск убийцы.
— Но кто мог… это просто безумие. Если жизнь ваша и фрёкен Саландер оказывается под угрозой, мы должны все это прекратить. Хотите, я поговорю с Хенриком?
— Нет. Ни в коем случае. Я не хочу, чтобы у него случился еще один инфаркт.
— Он все время спрашивает, как у вас идут дела.
— Передайте ему, что я продолжаю распутывать историю дальше.
— Что вы собираетесь делать?
— У меня есть несколько вопросов. Первый инцидент произошел сразу после того, как у Хенрика случился инфаркт, когда я уезжал на день в Стокгольм. Кто-то обыскивал мой кабинет. К тому времени я как раз раскрыл библейский код и обнаружил снимки с Йернвегсгатан. Я рассказал об этом вам и Хенрику. Мартин оказался в курсе, поскольку помогал мне попасть в «Хедестадс-курирен». Кто еще мог об этом знать?
— Ну, я точно не знаю, с кем Мартин мог разговаривать на эту тему. Однако Биргер с Сесилией знали. Они обсуждали вашу охоту за снимками. Александр тоже знал. А еще Гуннар и Хелен Нильссон. Они тогда как раз навещали Хенрика и присутствовали при разговоре. И Анита Вангер.
— Анита? Та, что живет в Лондоне?
— Сестра Сесилии. Когда у Хенрика случился инфаркт, она прилетела домой вместе с Сесилией, но жила в гостинице и, насколько мне известно, на остров не выезжала. Анита, как и Сесилия, не хочет встречаться с отцом. Но она улетела обратно неделю назад, когда Хенрика перевели из реанимации.
— Где живет Сесилия? Я видел, как она утром переезжала через мост, но у нее в доме темно и заперто.