Она не ответила. Микаэль не настаивал, выжидая, пока она заговорит сама. Они в молчании выпили кофе, и только через десять минут она подала голос.
— Мне нравится твоя компания, — неохотно призналась она.
Прежде ей таких слов произносить не доводилось.
— Было… интересно работать вместе с тобой над этим делом.
— Мне тоже понравилось с тобой работать, — сказал Микаэль.
— Хм.
— Честно говоря, мне никогда не приходилось сотрудничать с таким классным поисковиком. Я, конечно, понимаю, что ты гнусный хакер и общаешься с сомнительной компанией. Но ты можешь просто поднять трубку и за двадцать четыре часа организовать нелегальное прослушивание телефона в Лондоне и поэтому действительно добиваешься результатов.
Она впервые взглянула на него с тех пор, как села за стол. Как же это получилось, что ему известно так много ее секретов?
— Все очень просто. Я разбираюсь в компьютерах. У меня никогда не возникает проблем с тем, чтобы прочесть текст и четко уловить его смысл.
— У тебя фотографическая память, — спокойно сказал он.
— Думаю, да. Я просто улавливаю механизм действия. И не только компьютеров и телефонной сети, но и мотора моего мотоцикла, телевизоров, пылесосов, химических процессов и астрофизических формул. Я чокнутая. Выродок.
Микаэль нахмурил брови и довольно долго сидел молча.
«Синдром Аспбергера, — подумал он. — Или что-то подобное. Талант видеть рисунок и понимать абстрактные рассуждения там, где остальные видят только помехи».
Лисбет уставилась в стол.
— Большинство людей много бы дали, чтобы обладать таким даром.
— Я не хочу об этом говорить.
— Ладно, оставим это. Почему ты вернулась?
— Не знаю. Возможно, это ошибка.
Он посмотрел на нее испытующе.
— Лисбет, ты можешь объяснить мне, как ты понимаешь слово «дружба»?
— Когда хорошо к кому-то относишься.
— Да, а в силу чего человек к кому-то хорошо относится?
Она пожала плечами.
— Дружба — в моем понимании — строится на двух вещах, — сказал он. — На уважении и доверии. Оба фактора обязательно должны присутствовать. И еще необходима взаимность. Можно уважать кого-то, но при отсутствии доверия дружба распадается.
Она продолжала молчать.
— Я понял, что ты не хочешь обсуждать со мной свою жизнь, но когда-нибудь тебе все-таки придется решить, доверяешь ты мне или нет. Я хочу, чтобы мы были друзьями, но это желание должно быть обоюдным.
— Мне нравится заниматься с тобой сексом.
— Секс не имеет к дружбе никакого отношения. Друзья, конечно, могут заниматься сексом, но, Лисбет, если мне придется выбирать между сексом и дружбой в отношениях с тобой, нет никакого сомнения в том, что я выберу.
— Я не понимаю. Ты хочешь заниматься со мной сексом или нет?
Микаэль прикусил губу. В конце концов он вздохнул.
— Не следует заниматься сексом с людьми, с которыми вместе работаешь, — пробормотал он. — Это создает проблемы.
— Я что-то не так поняла, и, может быть, ты не трахаешься с Эрикой Бергер при каждом удобном случае? А она к тому же замужем.
Микаэль немного помолчал.
— У нас с Эрикой… история началась задолго до того, как мы стали вместе работать. А то, что она замужем, тебя не касается.
— Вот как, теперь вдруг уже ты не хочешь говорить о себе. Разве дружба — это не вопрос доверия?
— Да, но дело в том, что я не обсуждаю друга за спиной. Тогда бы я обманул ее доверие. Я бы точно так же не стал обсуждать тебя с Эрикой за твоей спиной.
Лисбет Саландер задумалась над его словами. Разговор осложнился, а сложных разговоров она не любила.
— Мне нравится заниматься с тобой сексом, — снова сказала она.
— А мне с тобой… но я по-прежнему гожусь тебе в отцы.
— Мне наплевать на твой возраст.
— Ты не можешь плевать на нашу разницу в возрасте. Из-за нее у нас едва ли смогут возникнуть длительные отношения.
— А кто говорит о длительных отношениях? — сказала Лисбет. — Мы только что закончили дело, в котором главную роль играли мужчины с дьявольски извращенной сексуальностью. Что до меня, так я бы уничтожила их всех подряд.
— Да уж, понятие компромисса тебе неведомо.
— Да, — сказала она, улыбнувшись своей кривой невеселой улыбкой. — Но ведь ты-то не такой.
Она встала.
— Я иду в душ, а потом собираюсь голой улечься в твою постель. Если ты считаешь себя слишком старым, можешь отправляться спать на раскладушку.
Микаэль посмотрел ей вслед. Какие бы заморочки у Лисбет Саландер ни присутствовали, стыдливость к ним, во всяком случае, не относилась. Он постоянно проигрывал ей в спорах. Через некоторое время он поднялся, забрал в дом кофейные чашки и пошел в спальню.
Они встали около десяти, приняли вместе душ и сели завтракать в саду.
Около одиннадцати позвонил Дирк Фруде. Он сообщил, что похороны состоятся в два часа, и спросил, собираются ли они присутствовать.
— Не думаю, — ответил Микаэль.
Потом адвокат попросил разрешения зайти к ним часов в шесть, чтобы поговорить, и Микаэль охотно согласился.
Несколько часов у него ушло на то, чтобы разложить бумаги по коробкам и перенести их в кабинет Хенрика. Под конец остались только его собственные блокноты с записями и две папки с делом Ханса Эрика Веннерстрёма, которые он уже полгода не открывал. Микаэль вздохнул и сунул их в сумку.
Дирк Фруде опоздал и появился только ближе к восьми часам. Он был по-прежнему в траурном костюме и казался совершенно изможденным, когда опустился на кухонный диван и с благодарностью принял из рук Лисбет чашку кофе. Лисбет обосновалась за приставным столом и уткнулась в свой ноутбук, а Микаэль стал расспрашивать Фруде о том, как восприняли родственники воскрешение Харриет.
— Можно сказать, что оно затмило кончину Мартина. Сейчас уже о Харриет пронюхали и СМИ.
— И как вы объясняете ситуацию?
— Харриет побеседовала с журналистом из «Курирен». Она рассказала, что сбежала из дома, потому что не ладила с родственниками, но что у нее все сложилось удачно, поскольку теперь она возглавляет компанию с таким же оборотом, как у концерна «Вангер».
Микаэль присвистнул.
— Я понимал, что австралийские овцы приносят доход, но не знал, что ранчо настолько процветает.