Петер Телеборьян кивком поприветствовал присутствующих и налил себе минеральной воды в пластиковый стаканчик.
— Посмотрим, чем я могу быть полезен, — начал он осторожно. — Я страшно не люблю выступать в качестве ясновидящего в связи с подобными делами.
— В качестве ясновидящего? — переспросил Бублански.
— Ну да! В ироническом смысле. В тот самый вечер, когда произошло убийство в Энскеде, я как раз выступал на телевизионных дебатах в одной из программ и говорил там о бомбе замедленного действия, которая сейчас где-то тихонько тикает в нашем обществе. Это ужасно. В тот момент я, конечно, не имел в виду именно Лисбет Саландер, но привел ряд примеров (разумеется, анонимных) из числа пациентов, которые, несомненно, должны бы находиться в стенах закрытого лечебного заведения, а не расхаживать на свободе по улицам. Я бы сказал навскидку, что вам, полицейским, только в этом году придется расследовать по крайней мере полдюжины случаев преднамеренных или непреднамеренных убийств, совершенных кандидатами в пациенты этих учреждений.
— И вы думаете, что Лисбет Саландер входит в число этих безумных? — спросил Ханс Фасте.
— «Безумные» — не то слово, которое следовало бы в этом случае применять. А так — да! Она относится к числу тех несчастных, от кого отвернулось общество. Она, без сомнения, принадлежит к индивидам с теми расстройствами, при которых я, будь моя воля, не позволял бы им смешиваться с остальным обществом.
— Вы считаете, что ее надо было посадить за решетку, прежде чем она совершит преступление? — спросила Соня Мудиг. — Это как-то не очень согласуется с принципами правового общества.
Ханс Фасте нахмурился и метнул на нее недовольный взгляд. Соня Мудиг не понимала, почему Ханс Фасте всегда против нее ощетинивается.
— Вы совершенно правы, — согласился с ней Телеборьян. — Это не согласуется с нормами правового общества, по крайней мере, в той форме, в какой оно существует сейчас. Здесь приходится балансировать между уважением к человеческой личности и заботой о тех, кто может стать потенциальными жертвами психически больного человека. Тут не бывает двух одинаковых случаев, и, принимая решение, нужно к каждому пациенту подходить сугубо индивидуально. Разумеется, психиатры тоже иногда могут ошибиться и выпустить на волю человека, которому совершенно не место на улицах города.
— Сейчас в связи с нашим делом нам, наверное, не стоит углубляться в вопросы социальной политики, — осторожно вмешался Бублански.
— Верно, — кивнул Телеборьян. — Сейчас мы обсуждаем отдельный частный случай. Но позвольте мне сразу сказать: важно учитывать, что Лисбет Саландер — больной человек, которому так же необходима медицинская помощь, как при зубной боли или пороке сердца. Ее можно вылечить, и она бы вылечилась, если бы получала необходимую помощь, пока ее болезнь не вошла в необратимую фазу.
— Итак, вы были ее лечащим врачом, — сказал Ханс Фасте.
— Я только один из многих, кому приходилось иметь дело с Лисбет Саландер. Она была моей пациенткой в раннем подростковом возрасте, и я входил в группу специалистов, которые давали о ней медицинское заключение, перед тем как в возрасте восемнадцати лет она была признана недееспособной.
— Вы могли бы рассказать нам, что она собой представляет? — попросил Бублански. — Что могло побудить ее отправиться в Энскеде и убить там двух совершенно ей незнакомых людей и что толкнуло ее на убийство своего опекуна?
Петер Телеборьян громко рассмеялся:
— Нет, этого я не могу сказать. Я уже несколько лет не мог следить за ходом ее болезни и не знаю, до какой степени развился психоз. Зато я могу сказать другое: я сомневаюсь, что пара из Энскеде была ей незнакома.
— Почему вы так думаете? — поинтересовался Ханс Фасте.
— Одно из слабых мест в деле Лисбет Саландер заключается в том, что ее диагноз так и не был окончательно установлен. А это, в свою очередь, произошло потому, что она не шла навстречу тем, кто ее лечил. Она все время отказывалась отвечать на вопросы и участвовать в том или ином лечебном мероприятии.
— Так значит, вы даже не знаете, больна она или нет? — уточнила Соня Мудиг. — Раз ей так и не поставили диагноза.
— Понимаете, дело было так, — начал Петер Телеборьян. — Я получил Лисбет Саландер, когда ей вот-вот должно было исполниться тринадцать лет. Она была подвержена психотическим состояниям, страдала навязчивыми представлениями и ярко выраженной манией преследования. Она оставалась моей пациенткой на протяжении двух лет, после того как ее принудительно поместили в больницу Святого Стефана. Причиной принудительной госпитализации стали проявления грубого насилия по отношению к одноклассникам, эти проявления наблюдались у нее с самого детства. В отчетах о ней неоднократно отмечены случаи нанесения побоев окружающим. Но это насилие всегда было направлено против лиц из ее близкого окружения, то есть против тех, кто, в ее представлении, чем-то ее обидел. Притом ни разу не наблюдалось, чтобы она нападала на совершенно незнакомых людей. Поэтому я думаю, что между ней и парой из Энскеде должна существовать какая-то связь.
— За исключением нападения в подземке, когда ей было семнадцать лет, — вставил Ханс Фасте.
— Относительно этого случая совершенно точно установлено, что напали, наоборот, на нее, а она только защищалась, — сказал Телеборьян. — Человек, о котором шла речь в этом случае, был известный сексуальный преступник. Но в то же время это может служить показательным примером ее обычного поведения. Она могла бы просто уйти или позвать на помощь других пассажиров вагона. Но она избрала путь жестокого рукоприкладства. В случае опасности она реагирует, применяет силу.
— А в чем, в сущности, проявляется ее болезнь? — спросил Бублански.
— Как я уже сказал, точный диагноз ей так и не был поставлен. Я бы сказал, что она страдает шизофренией и постоянно балансирует на грани психоза. У нее отсутствует способность к эмпатии, и во многих отношениях ее можно назвать социопатом. Я вообще считаю удивительным, что она более или менее продержалась так долго. Она прожила в обществе восемь лет, правда, в положении опекаемой, не совершив за это время ничего такого, что могло бы привести к ее аресту или вызвать жалобы со стороны окружающих. Однако ее прогноз…
— Ее прогноз?
— Все это время она не получала никакого лечения. Я предполагаю, что болезнь, которую можно было бы излечить или держать под контролем десять лет назад, теперь стала неотделимой частью ее личности. Я предвижу, что после ареста ей не грозит тюремное заключение — ее место в больнице.
— Так как же тогда, черт возьми, суд мог оставить ее на воле? — буркнул Ханс Фасте.
— Вероятно, это объясняется стечением обстоятельств: должно быть, ей попался адвокат с хорошо подвешенным языком, а с другой стороны, виновата постоянная либерализация и экономия средств. Во всяком случае, что касается меня, я решительно возражал, когда меня привлекли в качестве судебного эксперта. Однако решение от меня не зависело.