Словно услышав мой призыв, бог послал мне двух дородных мужиков и пожарную машину. Когда я увидела, что мужики (еще те верзилы) один слева, другой справа выбираются из окон с очевидным намерением ступить на карниз, то на секунду потеряла дар речи, что в тот же миг поспешно исправила истошным воплем.
— Стоять! — завопила я, и мужики повисли на подоконниках.
Их лица выражали первобытный ужас, хотя им-то ничто не грозило, никакой опасности.
— Если вы сделаете ко мне хоть один шаг, я разобьюсь вдребезги, — компетентно заверила их я, имея в виду ветхость карниза.
Они же подумали черт-те что.
— Не надо, — истерично воскликнул тот, что пытался зайти слева.
«Самой не хотелось бы», — подумала я, но даром трепать языком не стала.
Глянула вниз: пожарная машина разворачивается к стене дома.
— С вами сейчас будет разговаривать психолог, — с невыразимой нежностью сообщил второй мужик, который собирался зайти справа.
Симпатичный, между прочим, парень, и в моем вкусе. Я даже пококетничать с ним рискнула бы, когда бы он не был так сильно похож на моего мужа. Мерзавец Женька: я разобьюсь, а он приведет в мой дом молодую!
— На кой черт мне ваш психолог? — психанула я. — Мне не о душе думать надо, а о теле.
— Мы сделаем все, что вы пожелаете, — заверил похожий на мужа. — Удовлетворим все ваши желания, только оставайтесь на месте.
Я посмотрела на него с невыразимым скептицизмом. Чем он там собирается меня удовлетворять, этот идиот? И, главное, кого? Меня? Женщину, видавшую виды? Женщину с моим опытом? До того момента, как нам встретиться, он узнал о жизни меньше, чем я забыла. Единственное, что он может сделать, это окончательно развалить карниз. Господи, до чего же жить хочется! Просто напасть какая-то!
Пожарная машина зачем-то начала отъезжать от дома, что я мысленно совсем не одобрила и даже выругалась втайне от всех. Однако вскоре машина вернулась на прежнее место, совершив замысловатый маневр.
— У меня рука от напряжения отваливается! — громко пожаловалась я.
— Держитесь второй, — посоветовал мне кто-то снизу.
— Вторая занята, — пояснила я, с удивлением обнаруживая, что судорожно сжимаю в ладони… сотовый телефон.
Моя тяга к информации порой изумляет даже меня.
— Выбросите телефон и держитесь крепче за выступ, — крикнул мне тот, который ласковый. Я возмутилась:
— Ага, умный какой! Выбрось ему телефон! Цену его знаешь?
Как бы занимательна ни была эта тема, развернуть ее не удалось, — мой сотовый зазвонил. Я прижала его к уху и услышала раздраженный голос Тамарки.
— Мама, ты невозможная! — закричала она. — Куда ты пропала?!
Опа! Куда я пропала! Разве по телевизору меня еще не показывают? Съемочные группы в подобных случаях прибывают раньше спасателей.
Во мне проснулась гордость, а с гордостью и скромность.
— Тома, ты чуть-чуть не вовремя, — попыталась смущенно объяснить я, но наглая Тамарка и слушать меня не стала.
— Я всегда не вовремя, — возмутилась она. — И ты всегда при делах и, как правило, глупостями занимаешься.
«Здесь она права», — мысленно согласилась я, но вслух тоже возмутилась.
— Тома! — завопила я. — Смерти моей жаждешь?
— Не вздумайте прыгать! — взревел кто-то снизу.
— Сейчас с вами будет говорить психолог, — нервно пообещал из окна ласковый.
Пожарная машина снова совершала немыслимые маневры, я же по-прежнему околачивалась на карнизе и клацала зубами от холода.
— Мама, ты невозможная! — озверела Тамарка. — Сколько можно тебя ждать? Ты где?
— Даже сказать неловко, — посетовала я. Из окна слева выглянул пожилой, но очень симпатичный мужчина, думаю, психолог.
— Давайте поговорим, — лаская меня взглядом, предложил он.
— Давайте, — согласилась я, мгновенно забывая про Тамарку.
— Вы очень хорошо выглядите, — сказал психолог. — Платье красивое. Версаче?
— Втюхини, — потупившись и краснея, сообщила я. — Последняя коллекция.
— Еще лучше, — одобрил психолог; Тамарка насторожилась.
— Мама, с кем ты там разговариваешь? — почему-то шепотом спросила она.
— С психологом, — не без гордости сообщила я. — Утром я была у стилиста, а теперь консультируюсь с психологом — шагаю в ногу со временем, как мне, умнице, это ни смешно. Но если будешь меня отвлекать, разобьюсь вдребезги.
— Только не вздумайте прыгать вниз! — нервно закричал ласковый, зачем-то снова свешиваясь из окна.
— Полагаете, если я прыгну вверх, то вверх и полечу? — удивилась я.
— Держитесь крепче, — посоветовал второй.
— Сколько там мужиков? — сгорая от любопытства, потребовала ответа Тамарка. — И чем ты с ними занимаешься?
— Даже сказать неловко, — посетовала я.
— Платье вам очень к лицу, — продолжил беседу психолог. — Платье красивое, хоть и не от Версаче. Втюхини, думаю, даже лучше.
— Одно и то же, — скромно заметила я.
— Да, нынче в моде Втюхини, — согласился психолог. — И вам очень к лицу.
— Я рада, но в этом платье мне холодно.
— Да, лето нынче неласковое, — пригорюнился психолог.
— Мама, что там происходит? — встряла в разговор Тамарка. — Он кто?
— Их много, — ответила я.
— И кто они? — строго спросила она, но ответить я не могла, потому что вынуждена была уделять внимание еще и психологу.
— Вы на вечеринку собрались, раз так принарядились? — спросил он.
— Думаю, да, — ответила я, совершенно с ним соглашаясь.
Не стала бы я выряжаться в это платье без всякой цели. Раз надела Втюхини, значит, куда-то шла, но почему с утра, если на вечеринку…
Эта мысль была опасна, поскольку сразу вела череду других — в результате все упиралось в этот дурацкий карниз. Как я на него попала? Жуть!
— Вы спортсменка? — любезно поинтересовался психолог. — Занимались альпинизмом?
— Боже меня упаси! — ужаснулась я. — С детства боюсь высоты. Упади хоть раз с коляски, получила бы разрыв сердца.
— Как же вы сюда забрались? — абсолютно искренне изумился психолог.