— Есть примеры?
— Я же говорю, банда у них…
— А Виктор Верютин тоже в этой банде состоит?
— Не знаю такого… Я этих гадов ползучих знать не обязана… Антонина, может, знала… Ну зачем она с этим скотом связалась? Говорила же, не доведет он тебя до добра! — запричитала Ирина Семеновна.
Инна поняла, что ей пора уходить.
Понедельник — день тяжелый, особенно если похмелье мучает. Инна не употребляла, чего не скажешь про ее начальника. Майор Драпов благоухал одеколоном и мускатным орехом, и выбрит он гладко, и форма отглажена от и до, но Инну не проведешь. Болит у него голова, и в сон клонит. Однако работу вперед надо двигать, а то ведь она и остановиться может.
— Что там у тебя с убийством… э-э… — Драпов заглянул в своей еженедельник, — с убийством Сухониной?
— Так это не наша подследственность. Прокуратура должна это дело забрать.
— Да, но ты же работаешь по этому делу?
— Работаю, — согласилась Инна. — Дело возбуждено, подозреваемый задержан.
— Только вот не колется твой подозреваемый, — вздохнул майор.
— А если признаваться не в чем?
— Как это не в чем? Труп у него во дворе дома нашли, орудие убийства там же лежало.
— Отпечатков пальцев на ноже нет.
— Значит, в перчатках был…
— А где перчатки?
— Выбросил.
— А нож почему не выбросил?
— В жизни всякое бывает…
— Еще в жизни бывает, что бывший муж убивает свою бывшую жену.
— Это ты о чем, Демичева?
Инна рассказала все, что накануне узнала о Дмитрии Сухонине. Сначала информацию о нем выложила, а потом и своими соображениями поделилась.
— Ну вот, а говоришь, что прокуратура должна заниматься, — постукивая карандашом по столу, озадаченно проговорил Драпов.
— Да, но пока не занялась…
— И какие у тебя на этот счет соображения?
— Думаю, Сухонину дочь нужна. Он теперь ее к себе домой забрать может. Именно вчера он и пытался это сделать.
— Ну, узнал о том, что погибла жена, пошел за дочерью, что здесь такого?
— Вчера вечером я разговаривала с Верютиным. Без Сухонина разговаривала. Врет Верютин, путается… Давайте его в отдел доставим, сами поймете, что нет у Сухонина алиби…
— Так его никто и не подозревает.
— Я подозреваю.
— На каком основании?
— На основании личных наблюдений — раз. На основании показаний матери Антонины Сухониной — два. И Горелов утверждает, что Дмитрий Сухонин возражал против их с Антониной отношений. Правда, он считает Дмитрия Сухонина настолько ничтожной личностью, что не подозревает его в убийстве. Личность он действительно ничтожная, но при этом очень опасная. Сухонин семь лет за вооруженное ограбление отсидел. И убить он мог…
— Это все слова, а где доказательства?
— А где доказательства против Горелова? У него даже мотивов для убийства нет.
— По пьяному делу всякое бывает.
— Не было никакого пьяного дела. Ни алкоголя, ни наркотиков, экспертиза это подтверждает.
— А если он псих по жизни!
— Подставили его, Андрей Вадимович.
— Это он тебе сказал? — хмыкнул Драпов.
— Нет, я сама так думаю… Вы сами представьте себе такую ситуацию. Совершенно трезвый человек убивает свою сожительницу, стирает отпечатки пальцев с ножа, который тут же бросает рядом с трупом, затем идет в дом, принимает душ и как ни в чем не бывало ложится спать. Вы можете себе такое представить?
— Могу.
— А я нет… Сухонину убили в пять утра, а в половине шестого на пульт оперативного дежурного поступил звонок. Кто позвонил в полицию? Сосед. Начинаем разбираться, а из соседей никто не звонил. Как это объяснить?
— Может, сам Сухонин и позвонил?
— Нет, не он. Не с его телефона звонок сделан. А с мобильника покойной Сухониной, — выложила козырь Инна.
— Хочешь сказать, что она сама позвонила?
— Да нет, не хочу… Это убийца в полицию позвонил. Забрал у покойной телефон и позвонил.
— У нее был телефон?
— Да, она позвонить во двор выходила.
— В пять утра?
— Ну, вы же сами говорите, что в жизни всякое бывает…
— А Горелов не мог позвонить с телефона покойной?
— Мог. Но телефона при обыске мы не обнаружили.
— Значит, плохо искали.
— Зато нож нашли, — усмехнулась Инна. — Причем подозрительно легко, вы так не считаете?
— Я думаю, что ты выгораживаешь Горелова, — с недовольным видом покачал головой Драпов.
— Зачем это мне? — возмутилась Инна.
— Не знаю, тебе видней…
— У нас есть запись сообщения, поступившего с мобильного Сухониной на пульт дежурного. Там не Горелова голос.
— А чей? Сухонина?
— Голос был искусственно изменен, поэтому все возможно.
— Так, может, Горелов его и изменил?
— Экспертиза покажет. Можно отправить запись на фоноскопическую экспертизу.
— У тебя есть запись голоса Сухонина?
— Да, конечно. Разговор с ним записан на диктофон…
— Это хорошо, Демичева, — заметно нервничая, произнес Драпов. — Это хорошо, что ты знаешь работу…
— А что плохо? — спросила Инна, с подозрением глянув на него.
— Да то и плохо, что жалоба поступила.
— Кому, от кого?
— Хороший вопрос, Демичева. Зришь в корень, что называется. Только я не могу тебе сказать кому, права не имею. И от кого, не скажу, потому что не знаю. Хотя, может, и догадываюсь. А жалоба эта породила просьбу. Нас убедительно просят оставить в покое… Угадай кого?
— Сухонина?
Драпов кивнул, подтверждая правильность догадки подчиненной.
— Такая вот ситуация, Инна, кто-то не хочет, чтобы мы лезли в это дело. И этот кто-то человек, которого мы, увы, не можем проигнорировать… Нет, если у тебя на Сухонина появятся неопровержимые улики, тогда другое дело, возьмем гада и накажем по всей строгости закона. Но ведь улик нет, поэтому его лучше оставить в покое. Ты меня понимаешь, Инна?
— Понимаю.
Закон един для всех — так в принципе оно и есть. Только вот правосудие избирательное. Все люди равны, но некоторые равнее. И такое положение вещей существовало независимо от того, соглашаешься ты с этим или нет. Инна могла упереться и надавить на Сухонина, невзирая ни на какие запреты, и его даже могли посадить и осудить, если найдутся достаточные для этого основания. Но поймет ли ее начальство? Все зависит от того, насколько начальство зависит от человека, который покровительствует Сухонину. Если начальство пострадает, то от нее мокрое место останется…