Он был так напряжен и напуган, что едва не столкнулся с сапером, который вместе с напарником тащил на плече тяжелый брус. Сапер успел отшатнуться и проводил полковника едкой усмешкой:
– Гля, какой боров, а несется – не догонишь.
– Так и ордена растерять можно, – отозвался напарник. – Штук пять нацепил. Герой!
– Меньше. Там и медали висят.
Тем временем инженер махал руками и командовал:
– Шабаш! До вечера отдых.
Совещание продолжали в блиндаже. Выпили водки, закусывая ее крупно нарезанными ломтями хлеба и салом. Инженер, с кружкой в руке, докладывал. Возможно, доклад с недопитой водкой казался кому-то грубым нарушением устава. Но инженер делал слишком важное дело, и на такие мелочи внимания не обращали.
– Строим в основном ночью. Сегодня нас вынудили продолжить работы утром. Вы видели, что там творилось. Я приказал прекратить работы. – Он обвел взглядом присутствующих, допил свою водку и продолжил: – Днем работать невозможно, слишком плотный огонь. Три понтона установим, два уже тонут от пробоин, плюс очень большие потери. За ночь мы все же довели мост почти до правого берега, но людей тоже погибло достаточно. Немцы непрерывно освещают местность ракетами и ведут обстрел. Хотя ночью он не такой точный. Мы уже перебросили елани, начали переправлять пехоту и выносить раненых. Вдруг выползают три или четыре «тигра» и открывают огонь.
– Не «тигры», – поморщился Цимбал, и все невольно отвели взгляд от его сожженного лица. – Новые Т-4 с длинноствольными пушками и дульным тормозом. Они действительно отчасти похожи на «тигры», только орудия 75 миллиметров. Прицельность хорошая, ведут огонь с расстояния пятисот-семисот метров осколочно-фугасными снарядами. Скорострельность высокая. Всаживают за короткое время в понтоны десятка два снарядов. Одновременно ведет огонь гаубичная батарея, доламывает остатки. Все, нет моста. Можно строить заново.
Инженер кивал головой, подтверждая сказанное. Предположил, что завтра с утра повторится то же самое. Цимбал продолжил:
– Немцам выгодно не ввязываться в дуэль с моими тяжелыми самоходками и дивизионом Раенко. Людей терять они не любят. Выждут момент и за короткое время разрушают практически готовый мост.
– Ну и какой выход? – спросил полковник из штаба корпуса.
– Выход один, – заговорил Мельников. – Любыми путями переправить с десяток «тридцатьчетверок» и СУ-122. Они вступят в бой, уничтожат или оттеснят немецкие танки, подавят гаубичный огонь, и только тогда возможна переправа остальных частей.
– Иван Николаевич, – возразил инженерный комбат. – Ваши машины весят по тридцать тонн. Пока мы достраиваем, а точнее, вымучиваем мост, половина понтонов уже дырявые. Они способны выдержать нагрузку три-четыре тонны. Успеваем переправить какое-то количество людей, легкие орудия, боеприпасы. Вы же видели, что представляет собой к концу обстрела переправа. Люди бредут по воде, настил торчит горбом.
– А десять тонн? – спросил Тюльков, который в технических вопросах разбирался не хуже. – Ускорьте до предела темп сборки, никакой артиллерии, пехоты, а попробуем пустить легкие самоходки. Если нет другого выхода. Авиации, например.
– Какая авиация? – Мельников закурил папиросу, разгоняя плотно висевший в блиндаже дым. – Немецкие танки и артиллерия располагаются в пойменном лесу. И, кроме того, неплохо замаскированы. С воздуха их вряд ли разглядят. Мы знаем лишь их примерное местонахождение. Бомбить по площадям? Кто нам бомберы в такой ситуации даст? Вокруг наступление, некоторые части к Днепру вышли, а тут какая-то Ворскла.
Решение, наконец, приняли. В нескольких местах забить дополнительные сваи и затопить с десяток поврежденных понтонов. Приготовить массивные плахи и балки, чтобы соединять места, которые будут повреждены во время обстрела. Вода частично спала, это позволяло немного сократить длину моста.
Тюльков собрал командиров батарей и машин, рассказал о предстоящем задании. В полку оставалось четырнадцать исправных самоходок.
– Когда мост будет готов, впереди двинется легкий танк Т-60. У него вес шесть тонн. За ним батарея Свирского из четырех машин, следом – Чурюмов.
– А когда танкетка утонет, нам что делать? – вроде равнодушно, но с изрядной долей язвительности спросил комбат-2 Захар Чурюмов. – В какую сторону плыть?
Задание казалось непродуманным, почти безнадежным, и люди не скрывали своего настроения.
– Два раза фрицы мост разбили, – рассуждал старший лейтенант Чурюмов. – А в третий специально для нас оставят?
Даже Свирский, командир первой батареи, правая рука подполковника Тюлькова, коротко заметил, что решение не до конца продумано.
– Нет у нас времени, – теряя терпение, отрывисто заговорил подполковник Тюльков. Вместе с новыми погонами ему выдали новый, великоватый китель, который усиливал впечатление несерьезности происходящего. – Не пойдем мы, двинется пехота. Мост разобьют, утопят. И весь день будут наводить переправу снова.
– Людей топить…
– Завтра полки должны быть на правом берегу. И переправу будут строить не глядя на потери. Не хватит саперов, погонят людей из пехотных рот. Все орудия выдвинут на кромку берега и будут прикрывать строительство, пока не закончат дело… или всех не разбомбят к чертовой матери. Усекли обстановку? С сегодняшнего дня лейтенант Карелин назначен командиром батареи, – объявил Тюльков.
– Меня уже раз назначили, – отозвался Павел. – На время переправы ставите?
– Приказ уже мною подписан, – продолжал Тюльков, не обращая внимания на реплику Карелина. – Отныне, вы, Павел Дмитриевич, командир третьей батареи.
Это было повышение и в какой-то степени награда. Карелин поднялся и коротко ответил:
– Служу трудовому народу!
Пока обсуждали детали ночной переправы, подъехали две самоходные установки. Из них выскочили два младших лейтенанта и доложили, что прибыло пополнение в количестве двух самоходно-артиллерийских установок СУ-76 с полуторным запасом снарядов и топлива.
Если младшие лейтенанты выглядели молодецки, в новых бушлатах, начищенных сапогах, туго перепоясанные ремнями с пистолетными кобурами, то самоходки смотрелись словно детский конструктор, собранный из разных частей.
Видимо, совсем недавно это были разбитые вдрызг обугленные корпуса. Их срочно, за счет безнадежно разбитых самоходок и листов брони, срезанных других машин, собрали, соединили сваркой, и получились новые боевые машины.
Круглые и квадратные заплаты громоздились друг на друге. Сварочные швы были хорошо видны сквозь слой зеленой краски, так же как и заделанные пробоины.
Орудие на одной из самоходок было новенькое, заводское. Свое родное, видимо, разнесло взрывом. Другая пушка выделялась кожухом, который сварили и установили на ремонтной базе.
– Когда училище закончили? – спросил Тюльков младших лейтенантов.