– Не рассказывай, я помню. Савраскин никаким серийным убийцей не был! На деле он – обычный бандит. Убивал для того, чтобы грабить. А крест малевал, чтоб рисануться. Насмотрелся американских фильмов да наших документалок про известных маньяков и стал выкобениваться. Теперь у нас всякая тварь хочет славы. Чтоб про него в газетке написали и по телику показали… Тьфу! – Митрофан сплюнул сквозь зубы.

– Наш убийца точно не грабитель! Все ценности на месте.

– Тут я с тобой согласен – он не грабитель. Но и не маньяк, как мне кажется.

– Почему?

– Какие-то все убийства не эмоциональные. У меня даже сложилось впечатление, что они совершены профессиональным киллером.

– Ну, Митя, это ты загнул!

– Нет, Лех, правда… – Митрофан заглянул через открытое снимающим отпечатки опером окно в комнату и задумчиво посмотрел на Инессу. – Людей убирают. Бесстрастно, продуманно, чисто. Если б не мой отец и его показания, мы бы ведь не стали так глубоко копать. По Сидорову и Синицыну у нас точно не возникло бы вопросов. Самоубийство чистой воды! Да и Милова вполне могла отравиться снотворным. Если она не принимала его по жизни, это еще ничего не значит… Может, специально для того, чтобы умереть, приобрела?

– Может. Но ты мне скажи вот что: кому, к чертям, понадобилось убирать студента или поэтессу? Я понимаю – Сидорова! Его кто угодно мог заказать: хоть партнер, хоть супруга, хоть тот самый друг, который его подставил… От его смерти многим выгода! А от Петюниной гибели – абсолютно никому. Он жил за счет папочки…

– А если студента убили, чтобы отомстить его влиятельному отцу? – предположил Митрофан.

– Хм… – Смирнов погрузился в раздумья. – Я это не рассматривал… – По прошествии секунд тридцати он тряхнул белобрысой челкой и воскликнул: – А Милова? Что скажешь насчет нее? Одинокая женщина, не шибко обеспеченная, кому она-то понадобилась? Или считаешь, что ее коллеги-телевизионщики заказали? Чтоб освободить место ведущей для чьей-нибудь длинноногой любовницы?

– Это вряд ли. Проще было ее уволить. Да и сомневаюсь я, что длинноногую любовницу прельстит место ведущей «Книжного обозрения»…

– Вот и я о том!

– Но у Миловой наверняка есть квартира. И, очевидно, очень хорошая. Марго говорила мне, что ее покойные родители были гастролирующими по загранкам оперными артистами.

– Думаешь, ее из-за квартиры грохнули?

– Все возможно. Надо выяснить, кто наследник.

– Слу-ушай… – протянул Леха, встрепенувшись. – А что, если это секта? Вдруг Миловой на самом деле в Интернете мозги промыли, чтоб она квартиру отписала какому-нибудь серо-буро-малиновому братству?

– Да я, Лех, про секту только предположил… Не думаю, что они через Всемирную компьютерную сеть действуют… Да и Милова не похожа на человека, одураченного сектантами.

– А по-моему, как раз похожа. Не от мира сего женщина, такие обычно под чужое влияние и попадают.

– Да, пожалуй. Но вспомни этих попавших (вели мы с тобой дело по так называемому церковному сообществу «Второе пришествие», там у них еще за мессию дворника-шизофреника выдавали), они, как сломанные телефончики, об одном и том же талдычили…

– Ага, ага… «Дворник Евлампий – новый Иисус, вы все, не верующие в него, грешники, а мы молодцы, мы спасемся», – припомнил Леха.

– Именно так. А Милова ничего подобного не заявляла – жена моя с ней частые беседы вела. Все про телевидение трещала да свою бессонницу… – Митрофан покачал головой. – Нет, Леха, не являлась Милова сектанткой! И скорее всего не посещала сайтов всевозможных братств.

– А вот тут ты, Митрофан Василич, ошибаешься, – донесся из комнаты голос Зарубина.

Голушко со Смирновым воззрились на фотографа с нескрываемым удивлением.

– Да, да, ребята, – проговорил Зарубин, переводя взгляд с экрана телефона на молча взирающих на него коллег. – Вышел я на страничку, которую Милова открыла последней… А там какие-то молитвы заупокойные… Рассуждения о грехах. И о жизни после смерти! Уж не знаю, парни, секте ли сайт принадлежит, но название подходящее: «Шаг в бесконечность».

Базиль

Он проводил Марго до «уазика». Посадил в кабину. Засунул ее вещи в багажник. К тому времени и Митрофан подтянулся.

– Как она? – поинтересовался он у отца.

– Расстроена, – ответил Базиль. – Ей тут нравится!

– Понимаю, но… – Митрофан просительно посмотрел на отца. – Может, и ты уедешь отсюда, а?

– Чтоб за Марго приглядывать?

– Чтоб себя обезопасить!

– За меня не волнуйся, – беспечно отмахнулся Базиль. – Но если девочка в городе опять станет плохо себя чувствовать, ты мне сообщи…

– Хорошо.

– Я сразу примчусь.

– Завтра я после обеда с работы уйду, побуду с ней, а там посмотрим…

– Митрофан Васильевич, – окликнул Голушко шофер. – Поедемте, сами ж говорили, у вас с часу допросы, а на шоссе сейчас могут пробки быть…

– Да, едем.

– Ладно, Митя, счастливо! – попрощался с сыном Базиль.

Митрофан, бросив отцу: «Береги себя!», забрался в «уазик». Машина тут же заурчала мотором и тронулась. Базиль помахал Марго. Та ответила ему кивком головы.

Проводив автомобиль взглядом, Василий Дмитриевич развернулся и зашагал к главному корпусу. Он направлялся в администрацию дома отдыха, чтобы договориться насчет своего переселения в бунгало Марго. Уж очень ему в нем обстановка понравилась. Директор «Эдельвейса», как ни странно, дал на это согласие. Более того – он предложил Базилю перейти на полный пансион. Единственное, чего он потребовал: чтобы время пребывания господина Голушко в «Эдельвейсе» сократилось до трех дней. Базиль решил, что это его устраивает (все равно Марго без присмотра на больший срок он оставить не сможет), и, поблагодарив директора, покинул кабинет.

Вещей у Базиля было всего ничего: спортивный костюм, джинсы с водолазкой да бритвенные принадлежности, и, чтобы собрать их и перенести в бунгало, много времени не понадобилось. В общем, переезд занял около часа. В два раза меньше времени потребовалось на то, чтоб обустроиться. Вещи – в шкаф, станок с пенкой – на полку в ванной, сумку – под кровать, сам – на диван… И за пивко! Надо ж отметить переезд.

Бутылка «Балтики» ушла быстро. Пришлось открыть вторую, которую он для вечера купил. Ее Базиль пил уже медленнее, растягивая удовольствие. Вообще-то обычно он употреблял «живое» местное пиво или нефильтрованное немецкое, но первого в «Эдельвейсе» не продавали, а второе стоило так дорого, что пришлось изменить своим вкусам и купить «Балтику». Когда бутылка была ополовинена, Базиль поднялся с дивана и направился к окну. В комнате душно, хотелось проветрить помещение. Конечно, можно было воспользоваться кондиционером, но Базиль не любил искусственную прохладу. Гораздо приятнее, когда в дом врывается свежий воздух с улицы. Особенно здесь, на реке, где он напоен столькими запахами.