Тимур Гарин об этом знал и не преминул уведомить о возможном развитии событий командиров отрядов самообороны. На некоторых это подействовало, но Жанна даже слышать ничего не хотела. Ее манило золото – а вернее, ветер дальних странствий и приключений. Майн Рид, Джек Лондон и Луи Буссенар в одном флаконе.

Луи Буссенара Жанна, между прочим, любила читать в подлиннике.

И, отправляясь в дальний поход, предводительница валькирий оделась соответственно. Она отказалась от длинной юбки и впервые за много недель надела сапоги. А также джинсы, разрезанные понизу в бахрому, мужскую рубашку без пуговиц и настоящую ковбойскую шляпу из Америки – так, по крайней мере, охарактеризовал ее горожанин, пришедший на Девичью дачу менять вещи на еду и продавший эту шляпу Жанне.

За спиной ее покачивался автомат АКМС со складным прикладом – тот самый, которым пользовались десантники и спецназовцы, пока не появился АК-74.

Кроме валькирий Жанну сопровождали двое верных спутников противоположного пола – влюбленный рыцарь Григораш, в свете иноземных увлечений Жанны получивший ирландское имя Григ о'Раш, и доподлинный немец Конрад, тевтонский воин католического вероисповедания.

Жанне пришлось расстаться со своей лучшей подругой Юлькой. Ее муж капитан Шорохов никак не мог бросить Тимура Гарина, а Юлька не могла бросить мужа и потому осталась командовать валькириями, которые предпочли не покидать Белый Табор.

Юлька даже всплакнула немного, прощаясь, а Жанна держалась, как истинная воительница, сурово и гордо.

– Не навсегда расстаемся. Подумаешь, какие-то триста километров. Я вообще подумываю о кругосветном путешествии.

– Это же все-таки золотая лихорадка, – возражала Юлька. – Бандиты, голодные толпы, солдаты… Каждый день сообщают об убийствах и столкновениях. А солдаты вообще расстреливают всех, кто попадает к ним в руки.

– Ничего, я везучая, – ответила на это Жанна, теребя ремень автомата и поглядывая на притороченный к седлу подсумок с запасными магазинами и гранатами.

* * *

Когда пешая колонна валькирий во главе с Жанной на лошади и Женькой Граудинь на верблюде двинулась на север, чтобы обойти Москву стороной, Вера Красных трижды перекрестила то ли Жанну, то ли Королеву и шепнула: «Я буду молиться за вас».

Как раз в этот момент Жанна оглянулась и, увидев жест подруги, подумала: «Лучше бы патронов побольше».

Патронов было мало и, нарвавшись на более хорошо вооруженных людей, отряд мог здорово пострадать. Так здорово, что вполне могли оправдаться мрачные пророчества Веры и предчувствия Юльки.

«Я везучая!» – повторила про себя Жанна, но рука ее непроизвольно потянулась ко лбу, и предводительница валькирий размашисто перекрестилась, неизвестно почему сложив пальцы по-староверчески.

51

Бунт в Лефортове назревал с того дня, когда в Шамбале нашли золото. Сидеть в камере в то время, когда другие богатеют за считанные дни, просто нестерпимо.

А когда Лефортово осталось единственным действующим следственным изолятором в Москве – на другие не хватало охраны – ситуация осложнилась еще больше. Сюда бросали всех – от мелких нарушителей, арестованных только потому, что так захотела левая нога патрульного офицера, и до серьезных бандитов, которые уверовали в то, что власть в Москве уже перешла в руки мафии – а это оказалось не совсем так.

Однако к тому было близко, и Шаман – самый авторитетный из бандитов, отдыхающих в лефортовских камерах – просто бесился оттого, что кто-то на воле проворачивает такие дела, а он остается в стороне.

И тут в Лефортове появился молодой человек спортивного вида в штатском, который попал туда не как арестант, а через парадный вход, предъявив удостоверение сотрудника возрожденного комитета государственной безопасности.

Этот молодой человек вызвал Шамана на беседу и как бы между прочим сказал негромко:

– Пантера передает тебе привет.

– Он у вас? – удивился Шаман, считавший Пантеру неуязвимым.

– Он с нами, – поправил молодой человек.

– То есть? – не понял Шаман.

– Есть одно хорошее дело, – еще тише произнес чекист.

– Какое еще дело?

– Прибыльное. Золото. Пантера уже собирает дань с некоторых приисков, но работы – непочатый край. Он хочет тебя в партнеры.

– И что?

– Охрана тюрьмы ослаблена. Если будет совершен налет снаружи и одновременно начнется бунт внутри, охрана ничего не сможет поделать.

– А кто будет налетать снаружи? – поинтересовался Шаман уже с явным оттенком интереса.

– Пантера со своими людьми. Думаю, ты понимаешь, что когда он начнет акцию, охране будет совсем не до вас.

– Но мы ведь заперты в камерах.

– В нужное время я вызову тебя на допрос. Я работаю в оперативной бригаде по твоему делу, и допуск у меня такой, что ни один вертухай не посмеет меня остановить. К тому же в следующий раз я буду не один. Мы разоружим охрану в этом коридоре, а потом откроем камеры.

– Заманчиво… – пробормотал Шаман. – И когда это будет?

– Когда все будет готово. Не беспокойся, скоро. Но имей в виду – дело может сорваться от любой мелочи. Если хоть одна живая душа узнает о плане, оно сорвется наверняка. От вас не требуется никакой подготовки, а следовательно, знать заранее об акции никому не надо. Чем больше неразберихи будет, когда все начнется – тем лучше. Думаю, твои люди пойдут за тобой без лишних рассуждений и уговоров?

– Это точно, – кивнул Шаман.

– И этого достаточно. Повторяю категорически – о плане не должен знать никто. Абсолютно. Даже самый верный человек может оказаться стукачом. Это понятно?

– Ясно.

– Отлично. Возможно, мы еще встретимся до операции. Или, может быть, к тебе придет вот этот человек, – оперативник показал Шаману фотографию три на четыре и тут же быстро спрятал ее. – Но может так случиться, что никаких дополнительных встреч не будет, и я приду уже непосредственно в день операции. Так что будь готов.

– Всегда готов, – ответил Шаман и сам усмехнулся, потому что в школе его так и не приняли в пионеры. В своем классе он единственный ходил без красного галстука и ужасно этим гордился, как и регулярными двойками, колами и одной единицей с минусом, которую поставил юному Боре Шамшурину учитель математики, доведенный до отчаяния.

На самом деле Боря, конечно, знал, сколько будет дважды два. Он вообще отличался умом и сообразительностью, как выяснилось впоследствии. Однако ему ужасно нравилось выводить учителей из себя, демонстрируя абсолютное отсутствие знаний.

Даже неизбежная домашняя порка не могла затмить этого удовольствия – особенно если учесть, что Боря Шамшурин был единственным за всю историю своей школы, кто получил единицу с минусом.