– Мы отработаем, – пообещала Дарья. – Сделаем все, что захочешь.
– Да нет, тебя я к себе возьму. Ты ведь не против, правда? А вот насчет остальных…
Он не договорил. Дарья пыталась расспрашивать, что же будет с остальными, но Караванщик ограничился неопределенным ответом:
– Там посмотрим. Сначала надо забрать их у Пантеры.
Григораш, который слышал весь этот разговор, и перебросился парой слов с людьми Караванщика, вскоре исчез куда-то вместе с лошадью.
Поначалу он принял Пантеру за обычного похитителя женщин или охотника за золотом, и уходил от погони без всякой задней мысли. После неудачной попытки спасти Жанну без всякого плана – за счет быстроты и натиска – он решил все получше обдумать и найти подмогу.
Подмогу он нашел, но, поговорив с несколькими людьми, понял, что времени нет совсем. Тем более, что Караванщик намекнул, что даже его многочисленному отряду понадобится подмога, чтобы наверняка справиться с Пантерой. И это при том, что Караванщик не собирался с Пантерой драться, а хотел лишь дипломатическим путем убедить его отдать девушек.
А еще Григораш гораздо лучше Дарьи понял намеки относительно того, что ленчей даром не бывает. И сообразил, что Жанну придется спасать не только от маньяка Пантеры, но и от местных рабовладельцев.
Он во весь опор скакал назад, к тому месту, где ночью был лагерь Пантеры, а Караванщик в это время посылал гонцов к Шаману.
– Шамана нет в ставке, – заметил кто-то. – Он еще не вернулся из города.
– Тогда к Клыку, – сказал Караванщик не без сожаления. С Шаманом он еще мог договориться, чтобы не ставить валькирий на торги, а назначить им отработку прямо в ставке, и когда выручка достигнет размеров, сопоставимых с ценой средней пленницы, отпустить девчонок с миром. Но Клык на это ни за что не согласится. Тут даже говорить не о чем. А без помощи Клыка с Пантерой не совладать.
Оставив золото под охраной небольшой части отряда, Караванщик повел весь свой караван налегке туда, куда указывала Дарья. Найти дорогу было просто – река служила превосходным ориентиром.
Шли пешком. У Караванщика были лошади, целых три, но на одной гонец ускакал в ставку, а на двух других люди Караванщика поскакали вперед, чтобы объявить Пантере приказ остановить казнь. Караваев рискнул воспользоваться именем Шамана, зная, что это единственный человек, чей авторитет Пантера хоть немного, но признает.
Однако всех обогнал Григораш. Он издали увидел Жанну, висящую на столбе, и попытался прорваться к ней, используя внезапность. Со стороны это было похоже на схватку одного из трех мушкетеров с двадцатикратно превосходящими силами гвардейцев кардинала.
Но люди Пантеры умели правильно реагировать на внезапную атаку. Они мгновенно рассредоточились, поставив Григораша в крайне уязвимое положение. Будь он пешим – его убили бы в первую же минуту. Будь он менее ловким наездником и метателем ножей – убили бы во вторую. Но даже при всех его достоинствах – не будь у него одного серьезного недостатка, который не в обиду ему можно назвать разумной осторожностью и причислить к достоинствам – его наверняка убили бы на третьей минуте схватки.
Но его не убили вовсе. Только ранили лошадь. Нож, брошенный умелой рукой, попал Королеве в круп. От этого Королева понесла, и все усилия рыцаря Вереска и Трилистника пошли прахом.
Пролетая мимо столба, Григораш заметил, что Жанна жива. Она приподняла голову и проводила его мутным взглядом. Но радости было мало. Оруженосец снова не смог спасти предводительницу валькирий, да и сам спасся только потому, что Пантера решил не прерывать казнь ради бесплодной погони.
Пантера не знал, что лошадь серьезно ранена. А Королева, едва прошел шок, захромала, и Григорашу пришлось сойти с нее. Лошадь даже без седока и шагом двигалась с трудом.
А казнь тем временем достигла кульминации. Прирожденные убийцы тащили к костру колдунью Радуницу, которая отчаянно сопротивлялась и рассыпала проклятия.
Три девушки уже были мертвы, еще одна висела на столбе рядом с Жанной, а остальные ждали своей очереди. Их казнь отложили на десерт. Всем хотелось посмотреть сожжение самой непокорной валькирии, которая к тому же сама отрекомендовалась колдуньей. А колдунов и ведьм, как известно, во все века сжигали на кострах.
И тут неизвестно что переклинило в мозгу у славянской язычницы, крыша которой съехала на «Велесовой книге». Прервав поток языческих проклятий и заклинаний, она вдруг заговорила размеренно и грозно, и Жанна, которая как раз опять пришла в сознание, узнала в этих словах проклятие Жака де Моле, последнего магистра тамплиеров. Когда его сжигали на костре, он проклял своих палачей во главе с королем Франции и папой римским, и многие считают, что это проклятие сбылось в полной мере.
Жанна сама рассказывала валькириям об этой истории, но Радуница была последней, от кого она ожидала услышать повторения этих слов.
«Не иначе, как дух магистра тамплиеров вселился в нее», – подумала Жанна, мысли которой путались и сбивались. Дым костра, который никак не мог разгореться, навевал галлюцинации, и порой Жанне казалось, будто она уже в аду – и ее пронзал такой страх, с которым не сравнится ни страх боли, ни страх смерти. Ведь если это ад, то боль будет вечной, и от нее не избавит никакая смерть.
Жанна никогда не верила в рай и ад, но человек, распятый на кресте, способен поверить во что угодно.
Однако острый, как боль от ожога, приступ жуткого страха снова вернул Жанну к реальности, и она достаточно хорошо расслышала последние выкрики Радуницы, чтобы понять, что магистр тамплиеров тут ни при чем. Ни единого следа безумия не было в этих словах, ибо колдунья обращалась не к французскому королю и не к римскому папе, а к своим палачам. Она предрекала их ближайшее будущее.
– Не пройдет и недели, как первый из вас будет гореть в аду. Не пройдет и месяца, как самый главный из вас пожалеет, что родился на свет. Не пройдет и года, как никого из вас не останется на этой земле. Ни крови, ни плоти, ни потомства – только огонь, от которого никто не скроется. Пепел моего костра будет жечь вас, как адское пламя, пока не выжжет дотла!
И именно в этот момент порыв ветра понес клубы дыма в сторону ухмыляющихся палачей. Дым заставил их закашляться.
А когда дым отнесло в сторону, на месте казни уже появились гонцы Караванщика, и это тоже выглядело мистически. Только что здесь не было никаких всадников, и вдруг они словно материализовались из дыма, бесшумно и таинственно.
Крик Радуницы, босые ноги которой лизнули первые языки пламени, заглушил стук копыт. Из-за этого крика гонцы никак не могли выполнить свою миссию – грозно приказать Пантере прекратить казнь.
Наконец, поняв, что жертву на костре уже не спасти, один из гонцов, лысый, худой и страшный, похожий на самого Вестника Смерти, выстрелом из пистолета прекратил ее мучения. И тут же направил пистолет на Пантеру, у которого от ярости глаза стали совершенно оловянными.