Пепел наших костров | Страница: 77

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Утолить голод было нечем, и жажду тоже, потому что в колодец бросили мертвеца, а река лежала далеко в стороне, у скита.

Вспомнив про скит, крепостные возрадовались. Наверняка у монахов есть запас продовольствия, так что будет чем утолить голод и жажду.

– Айда к монахам! – крикнул атаман бывших крепостных, и ватага, собрав последние силы, устремилась к реке.

Иеромонах Серафим вышел им навстречу с иконой Богородицы в руках и издали громким, хорошо поставленным голосом задал первый вопрос:

– Что вам надо?

– Не бойся, не тронем, – ответил атаман, опуская руку, в которой был зажат здоровенный топор.

– Я не боюсь, – ответил священник, поднимая икону повыше. – Со мною Бог и все его ангелы и святые мученики. А вы боитесь ли геенны огненной, или сатана затмил ваш разум и пленил ваши души, и изгнал из сердец страх Божий?

И так страшен был этот громовой голос, что многие из ватаги крестились, а некоторые даже на колени упали. Особенно поражены были женщины – из тех что дошли, а их было немного. Но и сам атаман перекрестился топором, чем разгневал иеромонаха еще сильнее.

– Да ты не серчай, отец, – пробормотал атаман смущенно. – Ты только поесть нам дай и скажи, где теперь помещик. Не знаешь часом, куда он убежал?

– А зачем тебе знать, куда он убежал?

– А у меня с ним свои счеты, – сказал атаман, машинально проверяя остроту топора. Этот жест не укрылся от отца Серафима, и гнев вспыхнул в нем с новой силой.

– Убить его хочешь! – воскликнул он. – А заповеди Божьи тебе не указ? Ну так убей сначала меня! Все равно живой я тебе его не отдам!

Монахи уже выбежали из скита и встали цепью по бокам от настоятеля, готовые отразить нападение, чего бы это ни стоило. Их было меньше, чем ватажников – но не намного. У Стихотворца вообще было мало крепостных-мужчин, а женщины вернулись от фазенды Балуева не все. Некоторые просто не захотели, другие не дошли, и в ватаге насчитывалось от силы две дюжины людей.

Атаман шагнул вперед и мышцы его напряглись.

– Он здесь? – отрывисто спросил атаман, но иеромонах вместо ответа закричал, подняв икону на головой:

– Изыди сатана, изыди сатана! Брось топор и уходи. Иначе прокляну. Прокляну, и не будет тебе помощи от Бога ни в беде, ни в радости. Сатана овладел тобою, так помолись Господу, и нечистый отпустит тебя.

Кто-то из спутников тронул атамана за плечо.

– Пойдем. Нехорошо получается.

Атаман угрюмо повернулся, но топор не бросил и медленно, враскачку, двинулся по тропинке назад, к сгоревшей усадьбе.

Он шел, ссутулив плечи, и остальные потянулись за ним. Но иеромонах окликнул их на полпути, и по его знаку двое монахов вынесли из хозяйственной постройки мешок картошки и несколько караваев хлеба.

– Кто усадьбу спалил? – спросил атаман, вернувшись за мешком.

– А разве не ты? – сказал отец Серафим.

– Нет, не я. Мы только что пришли.

– Значит, кто-то другой вроде тебя. Все вы одинаковы…

И, не договорив, развернулся и ушел в скит.

– А что же, прощать этим гадам? – крикнул атаман ему в спину, но ответа так и не дождался.

80

Владимиру Востокову ужасно повезло, что он оказался в первых рядах восставших – иначе висеть бы ему на каком-нибудь дереве, как ярому пособнику рабовладельцев.

Хотя на самом деле он был не пособником, а сторонним наблюдателем – но это вряд ли могло служить ему оправданием в глазах восставших.

Однако мудрый Востоков повернул дело так, как будто это именно он собственноручно собрал всех освободителей в поместье Стихотворца и тем обвел своего любезного друга Александра Сергеевича вокруг пальца.

Отчасти это было правдой, ибо Востоков действительно принимал активное участие в подготовке освобождения Гарина, которая, собственно, и послужила толчком к восстанию.

Но то, что Востоков оказался среди лидеров мятежа, было несколько неожиданно, особенно если учесть его любовь к роли стороннего наблюдателя.

Тем не менее когда беглые рабовладельцы, работорговцы, вертухаи, киднепперы и просто бандиты, отступив к горам, попытались дать восставшим бой, войско восставших невольников возглавил именно Востоков.

Жанна Девственница в это время была слишком занята. Она пыталась утихомирить озверевших мятежников и прекратить разгром, пока еще хоть что-то в Шамбале уцелело.

В результате она прозевала удивительную метаморфозу, которая случилась с восставшими рабами в ходе битвы у подножия гор – неподалеку от того места, где прежде находился Рудник Валькирий.

В самом начале этой битвы, перед тем, как два войска сошлись в рукопашной, кто-то из бывших рабов проревел на все поле:

– Пленных не брать!

Но Востоков, восседая на коне, неожиданно возразил ему:

– Почему же не брать? Вы столько работали на них – пусть теперь они поработают на вас.

А поскольку деморализованное войско рабовладельцев было смято в первые же минуты схватки, пленных оказалось много, и победители, послушав совета Востокова, не стали их убивать.

Когда Востоков через три дня практически без боя занял Сердце Шамбалы – старые горные рудники, где еще гнездились дезертиры из кремлевской армии, слава его достигла таких пределов, что не считаться с его мнением стало просто невозможно.

Но вся беда была в том, что никто не знал точно его мнения. Слова, сказанные вполголоса, потонули в шуме битвы, и вскоре уже сам Востоков утверждал, что во всем виновата стихия всепобеждающего варварства.

Во время встречи четырех вождей у Поднебесного озера он так и сказал Гарину, который уже пришел в себя, но одновременно пришел в отчаяние при виде невероятной и неуемной жестокости восставших:

– Тебе будет лучше вернуться в Москву. Там еще можно сохранить хотя бы подобие цивилизации. А здесь ты только напрасно потратишь силы. У этого места плохая карма, и никому ее не перебороть.

– Я не верю в карму, – ответил Гарин, но Востоков не принял возражения.

– Это неважно, во что ты веришь, – сказал он. – Стихия бунта всегда одинакова. Истребить побежденных или поработить их – третьего не дано.

– Ты хочешь сказать, что твои люди обращают пленников в рабство, чтобы спасти их от смерти?

– Нет. Они делают это, потому что следуют в русле стихии. А ты пытаешься плыть против течения, и не однажды уже пострадал из-за этого. А в следующий раз будет еще хуже.

– Куда уж хуже, – пробормотал Гарин, а потом спросил: – Ну и куда, по-твоему, ведет это течение. Чем все должно закончиться – всеобщей резней?

– Нет, – ответил Востоков. – Всеобщей деградацией. Такова карма этого мира, веришь ты в нее или нет. И всякое сопротивление ведет лишь к ненужному кровопролитию.