Конвой поднялся вверх по реке и вышел из дельты в главное русло Нила, несущего свои воды посреди огромной пустыни, протянувшейся от Эритрейского моря на запад через всю Африку. Это была южная граница Империи. С реки Катон видел скалы и горы, поднимающиеся за узенькой полоской поймы Нила, орошаемой и обрабатываемой. За камышом и пальмами виднелись огромные поля, которые селяне вспахивали тяжелыми плугами, запряженными волами. Плуги переворачивали пласты темной плодородной почвы, главного богатства провинции. До того как Рим возжелал обрести плодородные поля Египта, они были основой процветания династии Птолемеев, а до них здесь с незапамятных времен правили фараоны.
Пусть о них и почти забыли, но то была эпоха чудес, подумал Катон, глядя на гигантского сфинкса, возлежащего в песках чуть ниже Мемфиса по течению. Он видел все это несколько дней назад, когда возвращался к Петронию с докладом, но снова не мог не восхититься впечатляющим видом, открывающимся с палубы. Сфинкс и пирамиды размерами соперничали с горами, но имели геометрическое совершенство, недоступное природе. Бока пирамид блестели, как стеклянные, а полосы на них, похожие на листья, сверкали, словно золото, отражая солнечные лучи. Катон подумал, что в свое время на них было вообще невозможно смотреть из-за этого блеска.
— Вот это вид, — сказал Макрон, подходя к Катону. Поглядел еще немного и покачал головой: — Трудно поверить, что все это египтяшки сделали, а?
— Вряд ли правильно так говорить, — ответил Катон, показав на деревню на берегу. — Эти люди живут в тени своих предков, и они уже иные. — Он на мгновение замолчал, размышляя. — Возможно, когда-нибудь то же самое скажут про нас, увидев наших потомков, когда Рим станет всего лишь достопримечательностью. Когда все наши великие памятники рассыплются на куски.
— Бр-р-р! Иногда ты такую чушь несешь, Катон, — ответил Макрон, ткнув его локтем. — Сам знаешь… — Прокашлявшись, он заговорил почтительно и тихо, подражая другу: — Рим — любимое дитя богов, данное миру, чтобы стать светочем величия и великолепия. В далеком будущем люди будут стоять у врат Рима, взирая на наши великие творения в восхищении и отчаянии…
— Тебе не надоело? — едко спросил Катон.
Макрон шмыгнул носом.
— Подожди, я, кажется, не сказал чего-то еще, важного и возвышенного.
— Отвали.
— Вот теперь ты говоришь, как настоящий солдат. Коротко и по делу. Давай забудем обо всех этих кучах камней, покрытых пылью, и уйдем под навес, пока у тебя от жары совсем крыша не поехала.
Вернувшись под навес, Макрон сел. Катон еще некоторое время смотрел на пирамиды, но слова товарища отчасти лишили их волшебного очарования, и он со вздохом ушел под навес, к Макрону и Хамеду.
Через десять дней после отплытия из Александрии суда обогнули последнюю излучину реки и подошли к Диосполису, как раз тогда, когда солнце зашло за выжженные горы на западе. На противоположном берегу показались пилоны [12] храмового комплекса, самого большого, какой когда-либо доводилось видеть Катону. Из углублений в плитах на резных каменных стенах возвышались деревянные столбы, на которых висели выцветшие красные знамена, развеваясь на вечернем ветру. Храм окружала высокая глинобитная стена, отчего он походил на огромную крепость. У берега виднелся огромный каменный причал, у воды же был сооружен современный, из дерева.
— Карнак, — с почтением произнес Хамед, а затем показал вдаль, на другой храм, куда меньше. — А это храм Амона. Город за ним.
Капитан сам встал за рулевое весло и аккуратно повел судно к причалу. На причале стоял караул из нескольких легионеров, другие стояли на башнях, позади стены. Конвой приближался к причалу. От резной каменной пристани отошла группа легионеров, которые сошли на деревянный причал, чтобы швартовать баржи. Моряки начали кидать им канаты, и суда быстро ошвартовали к потертым деревянным кнехтам.
Двое римлян и жрец подхватили мешки с вещами и сошли на берег. Катон подозвал оптиона, командующего причальной командой.
— Где штаб армии?
— А кто спрашивает?
Макрон уже шагнул было вперед, чтобы устроить оптиону выволочку за нарушение субординации, но Катон поднял руку, останавливая его. На них были лишь форменные туники, без знаков различия. Все остальное было в мешках.
— Префект Квинт Лициний Катон и центурион Макрон, прикомандированы к Двадцать второму легиону, — сказал Катон. — А это наш разведчик, — добавил он, кивнув в сторону Хамеда.
— О, прошу прощения, командир, — ответил оптион, сразу становясь по стойке «смирно». — Вам в резиденцию жрецов, господа. — Повернувшись, показал на восточную часть храмового комплекса. — Вон там. Я отправлю с вами одного из легионеров, чтобы он вас проводил.
Катон кивнул, оглядывая оптиона и его легионеров. Большинство — темнокожие, как и все местные. У некоторых кожа посветлее, как у римлян и греков.
— Отлично, — ответил он.
Вскоре они взошли по пандусу к церемониальной площади, откуда открывался вид на весь храмовый комплекс. В стенах комплекса стояли лагерем тысячи легионеров, палатки были поставлены стройными рядами по всей площади. Вдалеке, у задней стены, располагались конюшни, где держали лошадей конных когорт ауксилариев и четырех турм кавалерии легиона, под навесами из пальмовых листьев. Сразу за стенами, между храмовым комплексом и городом, стояли палатки прочих сопровождающих армию. Там солдаты могли найти питье, мелочи и развлечься с женщинами, поскольку алчные греческие купцы отправили вслед армии множество проституток.
— Впечатляюще, — кивнув, сказал Хамед. — Я никогда еще не видел такой могучей армии. Нубийцы вздрогнут, только завидев ее. О количестве воинов я даже догадаться не могу.
— Количество не столь впечатляющее, как ты думаешь, — ответил Макрон. — В укомплектованном легионе более пяти тысяч легионеров, но этот легион никогда не был полностью укомплектован. Во вспомогательных войсках, наверное, около трех тысяч, так что в лучшем случае Кандид может противопоставить нубийцам восемь тысяч человек.
— Но ведь, господин, римские солдаты — лучшие в мире, так ведь? Иначе как бы Рим смог создать такую Империю?
— Солдаты бывают разные, — тихо сказал Катон.
Легионер, которому поручили проводить их, повел их через небольшую улицу, украшенную сфинксами, в ворота между пилонами, потом через площадь и в зал с высокими колоннами, у входа в который стояла пара статуй. Дойдя до конца, они свернули вправо и двинулись на юг, между другими пилонами. Здесь площади были заполнены тележками и тысячами мешков зерна — провизия для армии, когда она двинется на юг, на бой с нубийцами. Для Хамеда все эти приготовления к войне были в новинку, и он с любопытством глядел по сторонам.