— Вон там, господин.

Притенив глаза, Макрон посмотрел в сторону заходящего солнца, лучи которого поначалу укрыли приближающегося врага. Он удивился, заметив, что бунтовщики подходят с запада, ведь отряд Марцелла был разгромлен на востоке. «Куда ходили рабы?» — подумал он. А потом отбросил все лишние мысли, когда глаза его стали различать мелкие подробности движения врага, маршировавшего по равнине в сторону города. Рабы разделились на две колонны: одна шла прямо на Гортину, а другая, как решил Макрон, загибала на юг, чтобы обойти город и занять позицию к западу от него.

— Итак, Аякс в итоге решил брать быка за рога.

— Да, — чуть запыхавшись, ответил присоединившийся к нему Семпроний. — Похоже на то. Кстати, весьма уместная метафора…

— В самом деле? — Макрон посмотрел на сенатора.

— На этом острове некогда возникло представление — прыжки через быка, Макрон. В прежние времена эта фраза обозначала тот момент, когда акробат был готов встать перед несущимся на него быком и опереться о его рога, чтобы взмыть в прыжке над спиной быка.

Макрон задумчиво посмотрел на сенатора. У Катона обнаруживалось нечто общее с его возможным будущим тестем. Оба они, бесспорно, проводили долгие зимние ночи, обмениваясь подобными бесполезными крупицами информации. Он вздохнул.

— Весьма интересно, господин.

Юлия искоса глянула на него и улыбнулась Макрону, пока отец ее продолжал:

— Беда в том, что метафора обращена на нас. Это мы стоим пред быком, а не Аякс. И я боюсь, что если мы не будем столь же ловкими и проворными, как тот самый акробат, то первого же натиска быка хватит, чтобы втоптать нас в пыль.

Макрон покачал головой:

— Нет, господин. Меня так легко не затопчешь. Перед нами всего лишь взбунтовавшиеся рабы. У них нет боевой подготовки, а уж об осадных орудиях нет и речи. В настоящий момент преимущество на нашей стороне.

— Надеюсь, ты не ошибаешься.

Они продолжали следить за тем, как разворачивалась армия рабов у стен города. Облака пыли, поднятой ногами мятежников, копытами и колесами обоза, придали воздуху теплый оранжевый оттенок. Семпроний велел дочери оставаться на акрополе, а сам вместе с Макроном спустился к городским воротам, чтобы получше рассмотреть противника. Центурион торопливо прикинул численность вражьего войска, пока сумрак не затруднил оценку. Рабы подступали неравными отрядами, там и сям лучи предзакатного солнца отражались от начищенных шлемов, панцирей и прочего оружия.

— Здесь их больше двадцати тысяч, господин, — негромко проговорил Макрон, стараясь, чтобы его слов не подслушал ближайший часовой. — Возможно, и все тридцать.

Обозревая приближавшуюся к стенам города многочисленную рать, Семпроний шумно вздохнул.

— В Риме этому не поверят. Целое войско рабов? Немыслима сама идея.

— Тем не менее мы видим это войско, господин.

— Не спорю.

На их глазах колонны начали рассыпаться, и рабы принялись разбивать лагерь. Вдруг внезапное движение привлекло к себе взгляд Макрона. Чуть повернувшись в сторону, он увидел группу всадников, покинувшую войско и легкой рысью приближавшуюся к городу. Семпроний, заметивший их чуть позже, пробормотал:

— Аякс?

— Кто же еще?

Всадники остановились на расстоянии полета стрелы от стены, и от группы отделился один человек; худой и жилистый, он был облачен в пластинчатый панцирь римского офицера поверх голубой туники. Один из немногих лучников гарнизона наложил стрелу на тетиву и начал прицеливаться.

— Опусти лук! — рявкнул на него Макрон. — Без приказа не стрелять!

Всадник перевел коня на шаг; подбоченясь, он поехал вдоль стены, презрительно обозревая лица защитников города. Макрон безмолвно поблагодарил богов за то, что еще не приказывал разбросать «чеснок» в траве вокруг города. Этот сюрприз он намеревался приберечь для нужного момента.

— Стратег [39] Аякс приветствует своих прежних хозяев! — выкрикнул всадник чистым и приятным голосом.

Семпроний с удивлением посмотрел на Макрона.

— Уже и стратег? Честолюбив гладиатор-то.

Раб вновь обратился к защитникам города.

— Полководец желает поговорить с человеком, именующим себя правителем провинции, сенатором Семпронием.

Семпроний в раздражении фыркнул.

Макрон улыбнулся:

— Он хорошо информирован. Интересно, что он хочет обсудить?

После недолгого молчания Семпроний отрешенно пожал плечами:

— Узнать это можно единственным способом.

И, отвернувшись от парапета, он направился по лестнице вниз к городским воротам.

Глава 19

Аякс в сопровождении Кярима внимательно наблюдал за продвижением своего войска. Хилон успел не раз доказать свою отвагу, с тех пор как во главе небольшого отряда беженцев примкнул к Аяксу в самые первые дни восстания. Однако храбрости его была присуща и некоторая беспечность, которую Аякс подметил еще в самой первой стычке восставших рабов с римским разъездом. Казалось, будто Хилон лишен страха смерти, хотя он и любил свою новую жизнь, свободную от жутких оков рабства. Среди всех ближайших подручных Аякса Хилон явно пользовался наибольшей популярностью у окружающих. Он был рожден свободным, сыном афинского купца. И когда деловой партнер его отца бежал со всем серебром фирмы перед самой уплатой ежегодного налога, семья Хилона разорилась. Сборщик налогов, в соответствии со своим правом, предписал продать неудачливого торговца вместе с семьей в рабство. Пятилетнего тогда еще Хилона разлучили с семьей, так как на рынке рабов его купил римский сановник и отослал на Крит домашним рабом в тамошнее свое поместье.

Все это Аякс постепенно узнал из рассказов у лагерного костра во время похода его войска по разрушенной провинции. Однако о годах своего рабства Хилон говорил мало, и когда он вспоминал о них, в глазах его загоралась жгучая ненависть, которую Аякс вполне понимал. Он уже давно постиг различие между теми, кто был рожден рабом, и теми, кого в рабов превратили. Первые в какой-то мере принимали подобное состояние. Да, они присоединялись к его войску и достаточно хорошо сражались, но в большинстве своем были лишены фанатизма Хилона и тех, кто вместе с ним видел в рабском состоянии печать позора. Каждая перенесенная ими обида и несправедливость глубоко проникала в их душу. Их действие было подобно медленному яду. Это понял когда-то Аякс, размышляя над собственными переживаниями.