— Стража правителя держит для вас ворота цитадели, — пояснил Катон. — Но надо спешить: долго им не продержаться.
Колонна продолжила подъем навстречу звукам боя. Минуя агору, Макрон поглядел направо, где греческие наемники постепенно, шаг за шагом, отступали под натиском врага, исступленно рубящего стену их щитов. Со стен цитадели на головы мятежников летело и сыпалось все, что только можно метнуть — стрелы, дротики, камни пращей, ядра баллист, — за счет чего ряды мятежников к моменту броска на греков несколько редели.
— Живее, живее! — прикрикивал Макрон на своих солдат, невольно притормаживающих, чтобы получше рассмотреть потеху. — Вы что, язви вас, в цирк пришли? А ну, шевелитесь!
Колонна ускоренным шагом двигалась к открытым воротам, где Макрон отошел чуть в сторону и энергичными взмахами торопил людей. Двоих греков Катон вместе с Архелаем отослал в лазарет, а сам возвратился к Макрону. За легионерами в ворота проследовали верховые: Балт со своими конниками, затем турмы Второй Иллирийской. Во главе арьергарда, состоящего из пехоты иллирийцев, шагал центурион Парменион. Он еще издали узнал Катона и, проходя мимо, с улыбкой отсалютовал.
— Рад вас видеть, господин префект.
— И я тебя, центурион. Как сдюжили?
— У нас все было гладко. Трудились-то в основном парни из Десятого. Они и ворота взяли, и через повстанцев просеку прорубили. — Поглядев на Макрона, он с ворчливой завистью заключил: — Поработали на славу.
— Ну а как же, — пожал плечами Макрон, — они ж легионеры. Хотя ребята Второй Иллирийской могли бы управиться не хуже, — тактично добавил он. — Да еще Балт со своими рубаками помог. Словом, куда ни кинь, всюду спайка и взаимодействие.
— А ты, я погляжу, дипломатом стал, — с улыбкой поглядел на друга Катон.
— Дипломатом? — Макрон презрительно фыркнул. — Видал я их всех… Пусть уж этим занимаются словоблуды в тогах. Мне для того недостает их раздвоенного змеиного языка и умения лизать им задницу.
— Образ, прямо скажем, непоэтичный, — рассмеялся Катон.
— Зато самый прямой. — Макрон легонько пихнул друга кулаком в плечо. — Давай-ка сейчас не об этом, а? Не самое подходящее время и место для умничанья.
— Слушаю, господин старший префект.
Макрон собирался что-то сказать, но тут со стороны вражеских рядов донесся очень уж торжествующий рев. Офицеры обернулись все втроем и увидели, что правый фланг наемников смят беспощадным натиском повстанцев. Несколько мятежников уже прорвались и теперь безжалостно разили греков. А за ними лезли еще, пытаясь расширить брешь в обороне, и было видно, что синтагму сейчас могут взять в клещи, окружить и уничтожить. Опытный глаз Макрона моментально оценил положение.
— Префект, а ну-ка, пусть твои ребята заполнят брешь. Сию же минуту.
— Слушаю, — кивнул Катон, без промедления отбегая ко все еще втягивающейся в ворота колонне. — Вторая Иллирийская! Стой! Напра-во!
Месяцы жесткой муштры, которой подвергали своих солдат Макрон с Катоном, не прошли даром: когорта тут же отделилась от колонны и построилась. Катон с паузой на вдох выкрикнул приказ:
— По полцентурии разомкнись!
Послышалось дружное шарканье, и когда между шеренгами образовались промежутки, Катон вынул меч и указал им на утратившую прочность фалангу:
— Вперед!
Вторая Иллирийская стройным шагом двинулась по агоре под бдительным оком идущих сбоку офицеров, все ближе и ближе к изнемогающим под вражеским натиском наемникам. Командир синтагмы, оглянувшись, увидел, что к нему на выручку поспешают римляне, а также, что в их шеренгах имеются зазоры, и сразу все понял. Обернувшись к своим, он поднес руку ко рту и кинул клич:
— Отходим! Все назад в цитадель!
Греки начали пятиться от повстанцев, отчаянно тыча сариссами, чтобы создать какой-нибудь промежуток между собой и врагом. Едва кому-то из них удавалось отбиться, как они поворачивались и бежали навстречу людям Катона, что мгновенно повергало в опасность их менее расторопных товарищей, поскольку в быстро ломающийся строй тут же врывались мятежники. Некоторые из эллинов уже оказались отрезаны и окружены; на них наседали со всех сторон, и им оставалось лишь бешено крутиться, пытаясь отразить удары врагов. Но неизбежно тут или там укол клинком достигал своей цели, и тогда, стоило воину покачнуться от полученной раны, как его валили наземь и он исчезал под градом рубящих ударов и уколов копьями. Вот наступающей линии римлян достигли первые из бегущих и устремились в спасительные коридоры между шеренгами. Катон снова вынул меч и занял место в середине шеренги, рядом с Парменионом. Ступая по брусчатке, он огляделся по сторонам, выверяя нужный момент. Как только в коридор влетел последний из уцелевших греков, префект подал команду:
— Сомкнуть строй!
Люди из задних рядов торопливо заполнили бреши за те секунды, пока на них неслись орущие повстанцы.
— Щиты вперед! — провопил Катон перед самым столкновением, и тут же на пути у орды мятежников взметнулась стена из широких римских щитов с надраенными шишаками. Вдоль линии щитов взблестнули острия мечей. Завидев такое, передние повстанцы на мгновение притормозили, и бросок тут же потерял свой порыв. Две силы сошлись в хорале стука щитов о щиты, мечей о покрытое шкурой дерево и ломкого звона клинков о клинки.
Катон пригнулся за наспех одолженным у кого-то щитом и напряг ноги. По краю щита кто-то увесисто грохнул, от чего сам щит хлопнул нашего префекта по шлему, да так, что искры из глаз посыпались. Катон, по сути, вслепую выкинул вперед руку с мечом. Выпад пришелся в пустоту, и он тотчас отдернул руку назад, пока никто из повстанцев не изловчился рубануть по неприкрытой плоти. С обеих сторон натужно пыхтели и прихрюкивали при ударах дерущиеся; кто-то в голос выкрикивал боевые кличи, ругательства или просто бессвязные, сопровождающие выпад или парирование возгласы. Все это мешалось со вскриками, всхлипами и стонами получивших в данное мгновение рану, увечье или смерть. Катон сосредоточился на своем местоположении спереди когорты, твердо сознавая, что покуда держится строй, Вторая Иллирийская будет стоять незыблемо, несмотря на численное меньшинство.
Бросок повстанцев остановил наступление римлян, и теперь они встали, твердо уперев ноги и выбрасывая перед собой щиты при одновременном выпаде на любого из врагов, кто дерзнул приблизиться лишку. В прибывающем свете Катон увидел взблеск лезвия, возносящегося над его щитом, и инстинктивно выставил меч, чтобы блокировать удар. Спустя миг на его короткий меч обрушилось тяжелое лезвие фалькаты, чуть не выбив меч из руки. Рука от удара занемела, и Катон изо всех сил сжал кулак, чтобы удержать рукоятку оружия. Фальката поднялась снова, под торжествующий рев размахивающего ею мятежника.
На этот раз Катон успел вскинуть щит и отбил им клинок, при этом коротким секущим взмахом ударив атакующего по выставленной ноге. Удар произошел одновременно с тем, как сверху звякнул шишак щита, едва не угодившего по шлему. Припав на одно колено, Катон расслышал, как мятежник взвыл от боли и ярости — оказывается, меч рассек ему бедро, разрубив мышцы до самой кости. Человек пошатнулся и пал на землю. Оружие он при этом выронил и схватился пятерней за свою рану, тщетно пытаясь остановить брызнувший фонтан крови. Затем вперед выпрыгнул кто-то еще и закрыл собой упавшего. Катона за предплечье схватила чья-то рука и, подняв, утянула обратно в строй. Мельком глянув, Катон понял, что это Парменион.