Таран пока был вне досягаемости защитников, но вскоре ему неизбежно предстояло придвинуться к воротам, и тогда он стал бы полностью открыт для тех, кто находится наверху. Князь Артакс отдавал себе в этом отчет, а потому существенное число лучников и стрелометчиков уже переместилось на новые позиции для прикрытия «черепахи». Катон сбежал по ступеням на широкий перешеек непосредственно над воротами. Перегнувшись через край, он крикнул во внутренний двор:
— Раскаленное масло наверх! Живо!
Катон повернулся к людям, которые с вилами дежурили возле жаровен и груд сухого трута и куч просмоленного тряпья. Им он велел разжечь огонь и приготовиться запаливать пропитанный зажигательной смесью хворост. В то время как одни вилами вскидывали вязанки вверх на воротное укрепление, другие с помощью мехов раздували огонь; игривые фонтанчики искр взвивались над золотистым блеском углей в жаровнях.
— Жги! — крикнул Катон, и оптион, схватив факел, поднес его к жаровне, а когда тот как следует разгорелся, прошелся им вдоль разложенных вязанок хвороста, покуда сквозь них с жарким треском не проросли рыжие космы дымного огня. — Швыряй за стену!
По приказу префекта люди стали вилами подхватывать и прицельно метать со стены гудящие сгустки пламени — одну за одной, одну за одной. Маленькие водоносы внизу с ужасом глядели вверх и бросались наутек, в то время как вязанки падали на обшивку тарана и распадались, обдавая ее градом пылающих обломков и обрывков.
— Живей, веселей! — подбадривал Катон.
С площадки воротной башни вязанки падали в основном на навес тарана, но некоторые шлепались и мимо на плитняк. Одна из них на глазах у Катона сбила с ног мальчишку-водоноса, на котором от горящей смолы мгновенно воспламенилась одежда. Воздух пронзил заполошный визг, с которым мальчуган извивался и бился о землю. Его бежавших от огня сверстников гнали обратно плетьми солдаты. Мальчишки сновали вокруг обитого кожей навеса, плеща на места возгорания воду и пускаясь врассыпную, как только сверху с гудением низвергался пламенный болид в виде вязанки; там их уже поджидали с кнутами и гнали обратно. А все это время неразличимые под крышей навеса люди настойчиво пододвигали таран к воротам.
Последняя из вязанок полетела за стену, и Катон бегом побежал узнать, как там обстоит с раскаленным маслом. Четверо подносчиков — двое сзади, двое спереди — все еще одолевали последний пролет ступеней, неся на плечах длинные балясины, продетые сквозь круглые уши большущего котла.
— Сюда, скорее! Шевелитесь!
Когда они добрались до площадки, башню сотряс первый удар тарана, глухо стукнувшего в ворота.
— Катон! — тревожно окликнул снизу голос Макрона.
— Да? — перегнулся тот сверху.
— Давай его камнями, маслом, всем чем можешь!
— Слушаю.
Катон повернулся к тем, кто в башне, и указал на кучу разнокалиберных глыб, наваленных вдоль укрепления:
— Камни за стену!
Люди, покидав в угол свои вилы, присоединились к Катону, который сейчас покрякивал под весом одной из глыбин; подняв, он согбенно засеменил с ней к краю площадки. Ткнув глыбину с коротким выдохом на самый край стены, он рискнул выглянуть наружу, где внизу находился таран. От ворот там влачилась длинная кожаная пелерина. С очередным ударом барабана воротная башня вновь грузно сотряслась от удара.
Сверху различалось единственное существенное повреждение, нанесенное одной из вязанок: небольшое прободение ближе к голове «черепахи», сквозь которое смутно проглядывали лоснящиеся от пота торсы повстанцев, раскачивающих бревно тарана. Катон дождался, когда подойдут помощники, каждый из которых подтянул с собой по грубому метательному снаряду.
— А ну!..
С каменным скрежетом глыбы сковырнулись и полетели на крышу навеса, где пробили зияющие бреши в обшивке и балках, а заодно размозжили тех, кому не повезло находиться снизу.
— Так держать! — одобрил Катон, после чего обратился к подносчикам котла, над закопченными боками которого поднимались густые пахучие клубы дыма и пара: — Сюда его!
Теперь ауксилиарии ворочали и сбрасывали на крышу тарана глыбы, а Катон помогал подносчикам уместить котел на краю стены, непосредственно над тараном. Справившись с этим, он подозвал дополнительную подмогу из солдат; вместе они налегли на заднюю балясину, приподнимая ее так, что котел начал медленно крениться в сторону врага. В облаке пара раскаленная жижа тягуче заструилась вниз, обдавая порушенную крышу и через прогалины изливаясь на людей. Под душераздирающие вопли повстанцы спешно покидали места у бревна и выскребались из-под навеса сзади. Им вдогонку посылали стрелы люди Балта, повалив нескольких, пока остальные не укрылись за загородками у своих лучников. Те попытались заставить стрелков пригнуться; в воздухе с обеих сторон столкнулись два косых дождя стрел.
Пока внимание неприятеля было отвлечено от ворот, Катон оглядел картину разрушения внизу и понял, что раскаленное масло сделало свое дело. Таран занялся огнем, языки которого быстро распространялись по поврежденному деревянному каркасу. Маленькие водоносы бежали вместе с воинами, и сбивать пламя было некому. Рот Катону кривила улыбка злорадства, но лишь до того момента, пока в лицо не дохнула первая волна жара, заставив нутро тревожно сжаться: он вдруг вспомнил пламенеющие ворота той укрепленной германской деревушки, которую они несколько лет назад отвоевывали вместе с Макроном. Поспешив по перешейку, он нагнулся и крикнул в сторону легионеров внизу:
— Господин префект! Таран горит! Прямо-таки пылает!
— Ай, хорошо! — широко осклабился тот.
— Но он возле самых наших ворот! — тревожно уточнил Катон.
Улыбка Макрона потускнела.
— Вот как? О боги! Как там сейчас дела за воротами?
— Враг отогнан… пока.
— Что ж. Тогда остается одно. — Макрон, набрав в грудь воздуха, рявкнул: — Открыть ворота!
Передовая центурия мелким шагом протеснилась вперед, чтобы поднять из петель балку запора и размотать тяжеленные цепи, утягивающие ворота внутрь. С тяжким скрежетом толстенные створки клепанного железом дерева стали медленно расходиться, сразу же впустив густые струи дыма. В зазоре мелькнул объятый пламенем деревянный каркас «черепахи». Кожаная обшивка уже выгорела, остался лишь изломанный остов внутри да сам таран с кованой мордой, все еще висящий, несмотря на то что его канаты вовсю горели.
Макрон сунул меч в ножны и пошагал, часто моргая в дыму, от которого щипало глаза.
— За мной!
Жар от осадного орудия бил в лицо словно кувалдой. Макрон поднял щит и, наддав им по одному из угловых столбов махины, мотнул головой своей первой центурии:
— Эдак вот! Налегайте щитами! Надо отпихнуть эту кучу дерьма от ворот!
Люди, болезненно щурясь от жара, прикладывались к тарану щитами и давили изо всех сил. Стенобитное орудие с удручающей медлительностью, но все же поддавалось, и, по мере того как на махину своим весом налегало все большее число людей, ее здоровенные колеса стали мало-помалу скрежетать по плитняку в обратном направлении.