Правитель, словно очнувшись, поднял голову и, набрав воздуха, крикнул:
— Ступайте, оба! Прочь с глаз моих!
Балт обернулся с открытым для возражения ртом, но отец яростно ткнул пальцем в сторону двери:
— Во-он!
Первым выкатился Термон, секунду спустя за ним последовал Балт и, оглянувшись напоследок на отца, закрыл за собой дверь. Снаружи на большом внутреннем дворе у ворот дожидались остальные. После общей неловкой паузы Балт досадливо сплюнул.
— Я знаю, о чем вы думаете. Что это я пристроил Амета под нож.
— А это и вправду был ты? — спросил Катон.
— Да какая разница, что я теперь скажу? Вы уже наперед знаете, чему верить.
— Пока нет, — поднял глаза Катон. — Я хочу слышать из твоих собственных уст: это ты его убил?
— Нет, — не колеблясь ответил Балт. — Что, теперь доволен?
— Это, приятель, еще ничего не доказывает, — мрачно съязвил Макрон. — Если его не убивал ни ты, ни кто-нибудь из твоей свиты, то кто это сделал?
— Ну а почему, скажем, не какой-нибудь римлянин? А? — криво усмехнулся Балт. — Скажем, ты?
— Я?! — изумленно вытаращился Макрон.
— А что. Если у правителя нет наследников, то тем легче будет Риму со смертью отца присвоить себе Пальмиру. Хотя для этого, разумеется, вам надо будет вначале убедиться, что и я не остался в живых.
— Ты-то, получается, со смертью брата ничего себе не выгородил, — поддел Макрон. — Кроме разве успокоения, что ему как сопернику престол тоже не достался.
— Довольно, центурион Макрон! — резко осек Семпроний. — Если нет мыслей по существу, так хотя бы помалкивай. — Он повернулся к Балту, с видимым усилием сдерживая чувства. — Князь, давай на минуту предположим, что ни одна из сторон — ни мы, ни ты — к смерти твоего брата все же не причастна. Мы просто не можем допустить меж собой раскола по этому вопросу. Особенно сейчас, когда нас окружает вражеское войско. Возможно, ты считаешь, что у тебя есть причины нас подозревать, так же как и у нас есть причины подозревать тебя. А правитель пока и вовсе подозревает всех подряд. Нам необходимо отложить меж собой разногласия до той поры, пока не снята осада.
— Отложить, говоришь? — Балт призадумался, после чего обратился к Термону: — Ну а ты что скажешь, старикан? Ты ходил у моего отца в советниках столько, сколько я себя помню. По-твоему, он попустится смертью своего сына?
Термон после некоторой паузы ответил:
— Какое-то время — несколько дней — венценосец будет пребывать в глубокой тоске и скорби. Затем же, после обряда погребения Амета, он вряд ли успокоится, пока не разыщет убийцу и не воздаст за свое дитя.
— Очень хорошо, — подвел черту Семпроний. — Значит, у нас есть несколько дней отсрочки. Так что давайте пока прекратим терзать друг друга подозрениями. После похорон мы все, каждый по-своему, будем содействовать правителю в поиске убийцы. Условились?
— Да будет так, — кивнул в ответ Балт. — А теперь, если позволите, я вернусь в свои покои, чтобы оплакивать моего брата в горестном уединении.
— Безусловно.
На прощание Балт куце кивнул Катону с Макроном и повернулся к Юлии.
— Моя госпожа, — сказал он. — Надеюсь, когда все это кончится, мы наконец сможем познакомиться поближе.
— Надеюсь на это, князь, — вынудила себя улыбнуться она.
Он взял ее ладонь и, нагнув голову, взялся с грубой чувственностью елозить по ней губами. Выпустил он ее отнюдь не сразу; все это время Юлия стояла недвижимо, а когда он наконец выпустил ее руку, отступила на шаг.
— Ну что. Тогда всем доброй ночи, — сверкнул глазами Балт и пошагал восвояси.
С минуту они молча смотрели ему вслед.
— С тобой все в порядке? — спросил негромко Катон, бережно беря ее за руку.
— У меня от этого варвара мурашки по коже, — с дрожью в голосе ответила Юлия.
— Ничего, дочь, — с тихой гордостью сказал Семпроний. — Ты держалась молодцом. Твоих истинных чувств он не разгадал.
— По мне, так лучше бы наоборот.
Макрон, выдохнув надутыми щеками, поскреб затылок:
— Нет, а все-таки? Он или не он убил своего брата?
Семпроний, секунду подумав, ответил:
— Тут и гадать не приходится. Конечно, это его рук дело.
— Если так, то плохи наши дела, — сказал с кивком Катон. — Очень плохи. За воротами у нас враг, внутри ворот — убийца, а союзник подозревает в этом убийстве нас. Как монету ни кидай, все равно не на тот край.
— С какой это поры, друг мой, ты проникся к азартным играм? — мрачновато пошутил Макрон.
— Да с той самой, что повелся с тобой, мой драгоценный префект, — в том же духе парировал Катон.
— Как ты думаешь, что они там затевают? — задал вопрос Макрон, с прищуром глядя на отдаленное копошение по ту сторону агоры, на купеческом дворе. Катон стоял рядом на воротном перешейке и тоже смотрел в ту сторону, сделав руку козырьком от ярящегося солнца. В паре сотен шагов суетились повстанцы, а из-за стены купеческого подворья доносился звук пил и молотков.
— Наверное, делают еще один таран, — пожал плечами Катон. — Времени у них было достаточно, чтобы заготовить материалы.
С предыдущей попытки мятежников проломить ворота, как и со смерти Амета, минуло восемь дней. Все это время правитель скорбел по своему сыну — срок не самый разумный, поскольку труп, даром что лежал в одном из самых прохладных хранилищ под цитаделью, все равно быстро разложился. Наконец Вабат дал указание жрецам храма Бела умастить тело благовониями и обрядить для погребения на костре, приготовленном во внутреннем дворе за царскими покоями. Общая нехватка дерева вынудила дворцовых слуг изломать кое-что из мебели и дверей, чтобы соорудить кострище, достойное венценосного наследника. И нынче с заходом солнца тело Амета должно было возлечь на костер, взлетев затем в вихре очистительного пламени прямехонько в ночные небеса.
Таким же вихрем пронеслась по рядам оголодавших солдат и беженцев молва о смерти князя, и различные лагеря в цитадели поглядывали теперь друг на друга со взаимным недоверием и чуткой настороженностью. Катон впервые ощутил ее на себе, когда через два дня после гибели царственного отпрыска пошел навестить в лазарете Архелая. Грек, когда он его нашел, сидел на постельной скатке в колоннаде и смотрел на внутренний двор. Рука у него была на перевязи, плечо плотно замотано, а ввалившиеся глаза взирали на мир с усталой скучливостью. Катон на подходе с улыбкой приподнял кувшинчик вина, который принес приятелю для поправки настроения.
— Вот тебе снадобье.
— О, — сдержанно улыбнулся Архелай. — Его-то мне и недоставало.
Катон присел рядом и с утомленным вздохом прислонился к стене, протягивая тетрарху кувшин.