Схватив Катона и часового за плечи, Макрон толкнул их назад к прогалине, где ожидала остальная центурия.
— Бегите!
В следующее мгновение ночь взорвалась боевыми кличами, и на тропу вслед за обреченным на мучительную гибель батавом хлынули дикари. В трепещущем свете живого факела они выглядели особенно устрашающе. Бросив последний взгляд на них и увидев, что несчастный пленник затих и его мучения прекратились, Катон вместе с часовым и центурионом припустил к своим. Легионеры расступились, приняли сотоварищей в свои ряды и снова сомкнули строй, готовые принять бой. Однако вместо того, чтобы с ходу обрушиться на них, варвары задержались у края прогалины, возле выложенных вдоль обочины тел.
— Какого хрена? Спятили они, что ли? — удивился Макрон, глядя, как бритты с дикой яростью колют и рубят трупы.
— Командир, они не спятили, но дали маху. Вообразили, будто застали нас спящими.
В этот момент варвары осознали свою ошибку и с яростными криками повернулись к выстроившимся посреди прогалины легионерам.
— Копья бро-сай! — проревел Макрон.
Темные древки описали низкую дугу и обрушились на передние ряды атакующих. Они вылетели из темноты, поэтому варвары не успели отреагировать. Бритты так рвались в схватку, что сраженные копьями бойцы их первой шеренги были затоптаны соплеменниками, набегавшими сзади. Римляне едва успели совершить второй бросок, после чего варвары налетели на них. Боевые кличи смешались с лязгом оружия и хриплым дыханием сражавшихся в ночном мраке людей.
— Держать строй! — орал, перекрывая шум боя, Макрон. — Держать строй!
Он знал, что, если боевой порядок центурии будет нарушен, она утратит свое главное преимущество. Хуже того, в такой темноте римляне могут начать разить римлян.
И тут из-за темной гряды облаков появился краешек луны, хотя и скупо, но осветивший место сражения. К своему облегчению, Макрон увидел, что его люди сумели удержаться в строю и волна бриттов с бессильной яростью осыпает ударами сплошную стену щитов. Однако пока он оценивал обстановку, огромный варвар оттолкнул в сторону легионера перед ней шеренги, проскочил в образовавшуюся между щитами брешь и кинулся на него. Атака была столь стремительной, что Макрон не успел предпринять что-либо адекватное и просто откинулся назад, готовясь принять удар.
— Командир! — крикнул сбоку Катон и, вложив в толчок весь свой вес, сбил щитом с ног обоих — и центуриона, и бритта. Прежде чем грохнувшийся наземь варвар сумел втянуть в себя воздух, Макрон, изловчившись, впечатал ему в подбородок набалдашник рукояти меча. Бритт издал хрюкающий звук и затих.
Катон протянул руку, помогая центуриону вскочить на ноги, и, снова прикрывшись щитом, сделал своим коротким мечом быстрый выпад в сторону напиравшей толпы дикарей. Удар достиг цели. Враг вскрикнул, а оптион, вырвав клинок из раны, отвел руку назад для следующего удара.
Луна уже полностью вышла из-за облаков, и теперь ее меланхолический свет заливал поляну, придавая клинкам, шлемам и доспехам сражающихся тусклый призрачный блеск. Этот свет позволил Макрону точнее оценить соотношение сил, и он понял, что противник значительно превосходит римлян числом. Тропа извергала на прогалину все больше и больше неистово орущих варваров. Казалось, они вот-вот просто массой сомнут легионеров, уготовив им участь злосчастных батавов.
— Отступаем! Отступаем к дальнему концу поляны! — взревел Макрон, возвысив голос над шумом и гамом яростной схватки. — Отходим, не ломая строя, вместе со мной.
Отбив удар, он отступил на шаг, и его люди последовали его примеру. Строй медленно пятился к узкой части прогалины, что было разумно, ибо чем шире фронт, тем труднее противиться натиску превосходящего тебя в численности врага. Отходя, римляне перестраивались соответственно уменьшающейся ширине горловины: сначала в три шеренги, а потом и в четыре. При такой глубине построения число бриттов уже не имело решающего значения. Чем уже делалась арена боя, тем сильнее себя показывало превосходство римского строя, вооружения и снаряжения. Неутомимо и непрестанно вылетавшие из-за щитов короткие римские мечи разили врага куда эффективней, чем длинные, тяжелые мечи туземцев, требовавшие простора для замаха. Однако при столь значительном численном превосходстве бритты имели все шансы уничтожить центурию, даже платя несколькими жизнями за каждого сраженного римлянина. И Макрон это прекрасно понимал.
— Продолжаем отход! Назад!
К тому времени, когда они добрались до самой узкой части прогалины, ширина римского фронта составляла всего три щита, которых вполне хватало, чтобы отгородиться от неприятеля.
— Передние пять человек остаются со мной! — крикнул Макрон. — Оптион, уводи остальных по тропе, и как можно скорее. Направляйся к реке. Выйдешь к воде, спускайся вниз по течению.
— Есть, командир! Но как же ты?
— Я вас догоню. Давай шевелись! Не задерживайся!
Когда Катон увел людей с прогалины, Макрон оглядел бледные лица оставшихся с ним бойцов и усмехнулся:
— Вот что, ребята. Чем бы это для нас ни кончилось, сделайте все, чтобы варвары навсегда запомнили, каково иметь дело с парнями Второго.
Катон бежал по тропе прочь от прогалины позади центурии, стараясь не наступать на пятки замыкающему цепочку солдату. Инстинкт самосохранения побуждал его бежать все быстрей, а жгучий стыд, напротив, приказывал вернуться и разделить судьбу своего центуриона. Наверное, стыд взял бы верх, когда бы не строгий приказ Макрона и ответственность за остатки шестой центурии, лежавшая теперь на его плечах. Когда позади стихли звуки схватки, Катон приказал солдатам остановиться и перешел вперед, чтобы возглавить их, ибо не слишком-то полагался на способность головного легионера ориентироваться по луне и по звездам. Чтобы отряд вышел к реке, а не заплутал в болотах, он должен был вести его сам.
Определив приблизительно, где они есть, и все так же не слыша за спиной никаких звуков, оптион дал команду «За мной!» и повел бойцов по тропе быстрым шагом. Бежать, учитывая плохую видимость, множество ям, кочек и выпирающих из почвы корней, было, во-первых, опасно, а во-вторых, куда более разумным представлялось двигаться в том темпе, который люди могут поддерживать достаточно долгое время. Топоча ногами и лязгая металлом, легионеры продвигались по залитой бледным светом луны тропе, которая, как с облегчением отметил Катон, вскоре перестала петлять, сделалась шире и предельно спрямилась. Из чего следовало, что проложена она человеком и, значит, должна куда-нибудь привести.
Отдаленный крик позади них показал, что бритты пустились в погоню. Катон прибавил шагу, но часто оглядывался, чтобы удостовериться, что его люди не отстают. В какой-то момент ему показалось, будто впереди слышится то, что ему так хотелось услышать, — плеск движущейся воды. Юноша напряг слух и понял, что не ошибся.
— Парни, река! — крикнул запыхавшийся оптион, стараясь набрать в грудь побольше воздуху, чтобы его смогли услышать. — Мы добрались до реки!