Трибун Плиний не унимался:
— Но если мы пойдем в атаку первыми, то все и погибнем, прежде чем Двенадцатый потеряет хоть человека.
— Может, и так. А может, и нет. Но приказы надлежит выполнять, трибун, — твердо возразил Веспасиан. — Если здесь найдется человек, который не захочет в этом участвовать, я охотно приму его отставку, но… после штурма.
Сдержанный смех пробежал по палатке, и трибун покраснел.
— Ну что ж, займемся деталями.
Смех мгновенно стих, командиры сосредоточились.
— Сегодня утром сюда должен подойти флот. Командующий выделил трирему, чтобы поддержать высадку стрельбой из боевых машин, и десять транспортов для переправки через Тамесис живой силы. Как самые смышленые из вас уже, наверное, сообразили, это значит, что переправляться мы будем в три захода. Из чего в свою очередь следует, что первой высадившейся на тот берег партии придется удерживать плацдарм до прибытия второй. Поскольку транспорты сразу после высадки уйдут за другими десантниками, отступать будет некуда.
Веспасиан выдержал паузу, чтобы до всех дошло значение его слов, и продолжил:
— Думаю, вы уже поняли, что первая высадившаяся партия, вполне возможно, будет целиком перебита. По этой причине мне не хотелось бы заставлять кого-то из вас идти в первых рядах по принуждению. Добровольцы есть?
Он поднял глаза и обвел быстрым взглядом собравшихся. Некоторые командиры отводили глаза, другие, покашливая в кулаки, нервно мялись. И тут взгляд Веспасиана остановился на единственной руке, поднявшейся где-то в задних рядах. Света в шатре было немного, и усталые глаза легата не могли разобрать, что это за командир.
— Встань.
Доброволец под удивленные шепотки остальных командиров поднялся на ноги.
— Правильно я понял, что ты хочешь высадиться на тот берег с первой партией атакующих? — спросил Веспасиан, едва сдерживая нешуточное удивление.
— Так точно, командир. С первой партией и желательно на первом же транспорте.
— И считаешь, что твои люди готовы к этому?
— Так точно, командир. Готовы, потому что все они хотят отомстить.
— В таком случае им представится такая возможность. Но сам-то ты, как лишь временно исполняющий обязанности центуриона, готов вести людей в бой?
Катон густо покраснел.
— Так точно, командир.
Веспасиан мрачно усмехнулся. Решимость юноши отомстить за смерть своего центуриона, как и его личная храбрость, не вызывали никакого сомнения, однако ему предстояло не просто драться, а и командовать, а командиру на поле битвы необходимо быть выше личных мотивов. Можно ли положиться на то, что этот мальчик поставит долг превыше мести? Или же он очертя голову бросится на врага и, забыв об ответственности за находящихся под его началом людей, будет сражаться с самозабвенной яростью, пока его не убьют? Впрочем, быстро обдумав ситуацию, Веспасиан пришел к выводу, что поскольку у первой волны атаки все равно не будет времени на правильную, продуманную организацию обороны места высадки, то буйный, безумный натиск может сыграть свою положительную роль.
— Очень хорошо, молодой центурион. Желаю тебе удачи. Ну, кто готов присоединиться к этому храброму пареньку?
Искренний порыв юноши устыдил ветеранов, и они почти все до единого подняли руки.
— Хорошо, — сказал легат. — После того как легион будет накормлен, вы получите последние распоряжения. А сейчас отправляйтесь к своим людям и постарайтесь объяснить им, что их ждет и чего хочет от них Рим за выплачиваемое им жалованье.
Когда командиры покидали палатку, Веспасиан встретился взглядом с Катоном и, подняв палец, поманил его к себе.
— Командир?
— Ты уверен в своем решении?
Когда Катон кивнул, Веспасиан наклонился поближе, чтобы его не услышали выходившие из палатки люди, и сказал:
— Тебе не обязательно возглавлять эту атаку. Ты и твои люди вымотаны, а ты ранен.
— Жить буду, — пробормотал Катон. — Да, командир, мы устали. И людей в нашей центурии осталось немного. Но в этом отношении наше подразделение не отличается ни от какого другого. Наше отличие в том, что оснований сражаться у нас больше, чем у большинства. Думаю, что я имею право сказать это и от имени всех людей Макрона.
— Теперь это твои люди, сынок.
— Так точно, командир!
Катон вытянулся и вскинул подбородок.
— Ты хороший солдат, молодой Катон, — одобрительно промолвил Веспасиан. — Но постарайся поберечь себя. У тебя превосходные задатки, и если ты переживешь нынешнюю кампанию, то сможешь добиться очень многого.
— Да, командир.
— Тогда иди. Встретимся позднее… на том берегу.
Катон отсалютовал и вышел из палатки вслед за остальными командирами.
Провожая молодого человека взглядом, Веспасиан ощутил укол вины. Да, судя по всему, его риторика оказала то воздействие, какое и ожидалось. Оптион (оптион, исполняющий обязанности центуриона, тут же поправил он себя) будет чувствовать себя окрыленным доверием большого начальника. Но этот энтузиазм, скорее всего, приведет к его скорой гибели, что скверно. Паренек славный и за то недолгое время, которое он прослужил под сенью орла, проявил себя с лучшей стороны. Но… таков уж удел командира. Всякими там чувствами, личными симпатиями и всем тому подобным приходится жертвовать ради того, чтобы сражение было выиграно, а враг разбит. За победу необходимо платить, и плата эта взимается только кровью. Кровью легионеров.
Над головами столпившихся на палубе широконосого транспортного судна людей нещадно сияло солнце. Шерстяные туники под доспехами пропотели и неприятно липли к телу, а поскольку легионеры так и не сумели отмыться от пропитавших их болотных миазмов, дух на борту стоял тяжелый до тошноты. Причем в буквальном смысле — зной, плотный горячий воздух, усталость и нервное напряжение вызывали у некоторых солдат рвотные позывы, так что ко всему прочему добавлялась еще и вонь только что исторгнутой из желудков блевотины.
За бортом простиралась водная гладь Тамесиса, тревожимая лишь монотонными всплесками весел да завихрениями воды перед носом и за кормой судна, экипаж которого прилагал все силы, стараясь держаться за шедшим впереди него боевым кораблем. Огромные весла триремы в идеальной слаженности, словно являясь частями некоего удивительного механизма, поднимались, взметая вверх каскады воды, производили мах вперед и снова опускались, чтобы продвинуть крючковатый корабельный нос еще ближе к противоположному берегу.
Стоя на передней палубе транспорта, Катон обвел взглядом тесные ряды поджидавшего их противника. Сбор войск вкупе с прибытием транспортных судов и военного корабля сделали намерения римлян очевидными для бриттов, и, в то время как легион на виду у них готовился к переправе, те все утро готовились отразить римский натиск. Конные разведчики разнесли повсюду весть о намечавшейся переправе, и разрозненные отряды Каратака быстро собрались на облюбованном римлянами для высадки берегу.