Четырнадцатый легион закончил развертывание, и десять когорт тяжелой пехоты образовали две линии, ожидая приказа. Каратак за долиной особой активности пока что не проявлял: перед его позициями не вертелись конные патрули и маленькие отряды смельчаков не вырывались вперед, чтобы затевать, по местному обыкновению, предшествующие бою стычки и поединки. Все бритты, очевидно, засели за частоколом, ожидая атаки римлян. То здесь, то там вдали вверх взмывали медленно покачивавшиеся из стороны в сторону племенные штандарты, да над округой далеко разносилось, вызывая у генерала улыбку, резкое завывание боевых рогов.
«Очень хорошо, — думал он, — если Каратаку угодно, чтобы мы пришли и взяли его, быть посему!» Не в последнюю очередь хорошее настроение Плавта объяснялось знанием того факта, что два отряда вспомогательной кавалерии и полновесный Двадцатый легион завершали обходной маневр с намерением, зайдя противнику в тыл, отрезать ему пути к отступлению. Один местный вождь вызвался провести римлян через болота, которые, как считал Каратак, надежно прикрывали его левый фланг. Побудила кельта к этому шагу отнюдь не любовь к Риму, а обещание щедрой награды и то обстоятельство, что его семья была схвачена римлянами и удерживалась в заложниках. Командующий не сомневался, что совокупность этих факторов обеспечит верность бритта.
— Командир, прошу разрешения начать обстрел, — произнес Пракс.
Плавт кивнул, и сигнальщик поднял красный флажок. Легионер помедлил, ожидая, когда сигнальщики у баллист вскинут такие же флажки, обозначая готовность орудий.
Затем флаг резко опустился. В тот же момент воздух наполнился резкими щелчками спусковых рычагов, и над головами бойцов Четырнадцатого легиона в сторону врага понеслись тяжелые металлические штыри. Тут же в возведенном бриттами частоколе появились проломы. На некоторых участках бревна обваливались все разом — прямо, надо думать, на головы скрывавшихся за ними воинов.
— Проклятье! А варвары хороши.
Паркс покачал головой:
— Заняли позицию и даже при таком обстреле не дергаются. Никогда не видел столь дисциплинированных дикарей.
— Н-да, — буркнул Плавт. — Но им все равно далеко до наших парней. А тебе, думаю, лучше отправиться на позицию. Поскольку твой легат сегодня надеется извлечь из твоего опыта наибольшую пользу.
— Есть, командир, — ответил Пракс с кривой улыбкой.
Увы, не все легаты римской армии что-то смыслили в воинском деле, а потому обязанности некоторых из них практически полностью перекладывались на подчиненных им опытных командиров. Впрочем, подобные политические выдвиженцы обычно в действующих войсках не задерживались, и Плавт небезосновательно полагал, что нынешнего командира Четырнадцатого легиона вскоре отзовут в Рим, подыскав ему там почетную, но не столь хлопотную должность.
Пракс отсалютовал и, проверяя на ходу застежки шлема, зашагал вниз по склону холма, чтобы присоединиться к своему знаменному отделению. Плавт проводил его взглядом и обернулся к штандартам Девятого легиона, выступавшего из лагеря и готовящегося представить собой вторую волну наступления. Когда мимо пронесли знамя с изображением императора, генерал склонил голову, но подумал при этом, что портретов Клавдия везде слишком много, не говоря уж о том, что приданное ему на них благородство имеет мало общего с подлинным обликом припадочного глупца, какого всего-то три года назад судьба взметнула на трон. Глядя на стройные ряды Первой когорты Девятого легиона, генерал машинально вскинул руку в салюте и тут же вновь сосредоточил внимание на дальних вражеских укреплениях.
Как только частокол был изрядно порушен, а кое-где и разметан, Плавт приказал орудийным расчетам прекратить обстрел. В воздух взмыл последний снаряд, и наступила непривычная тишина, а потом трубы на командном пункте грянули наступление. Двойной строй Четырнадцатого легиона пришел в движение: солнце сияло на бронзе шлемов без малого пяти тысяч солдат, спустившихся вниз в долину, пересекших ее и принявшихся всходить на другой склон.
— Сейчас, вот сейчас… — бормотал себе под нос Плавт, однако никакой реакции со стороны бриттов не наблюдалось.
Ни ливня стрел, ни града камней, выпускаемых из пращей, — ничего.
«Судя по всему, — подумал командующий, — Каратак сумел-таки вышколить своих бойцов».
Во всех прежних битвах кельты начинали обстрел, как только римляне приближались к ним на дистанцию поражения, теряя при этом попусту огромное количество метательных снарядов, а заодно и возможность обрушить смертоносный, сметающий врагов залп с короткого расстояния.
Передняя шеренга легионеров достигла рва и скатилась в него. На валу римлян невозмутимо поджидали бритты, и Плавт с напряжением ожидал, когда те и другие наконец-то сойдутся в смертельном бою. Первая цепь атакующих выбралась из рва, взбежала на вал, и солдаты кинулись к брешам, проломленным в частоколе. Порыв был таким, что все пять когорт без малейшей задержки ворвались во вражеский лагерь.
Затем воцарилась мертвая тишина. Ни боевых кличей. Ни рева кельтских военных рогов. Ни лязга оружия. Ничего.
— Коня! — закричал Плавт, когда в его сознании ворохнулось первое ужасающее подозрение.
Что, если Каратак прознал о приготовленной ему римлянами ловушке и опять отступил? Но его ретирады всегда проходили открыто. А вдруг он внушил своим людям, что Рим — чудовище, не щадящее никого? В конце концов, земли, по которым шел Плавт, безжалостно разорялись.
Генерала слегка замутило. Не зашел ли он чересчур далеко в своей политике устрашения? Не убедил ли тем самым вождя бриттов в том, что единственным способом противостоять Риму является массовое самоубийство?
— Где, на хрен, мой конь?
Сбиваясь с ног, к нему уже мчался раб, ведя за собой великолепно ухоженного вороного жеребца. Генерал схватил поводья, ступил сапогом на услужливо сцепленные руки раба, быстрым взмахом перебросил ногу через конскую спину и, оказавшись в седле, с места галопом погнал скакуна вниз по склону. Солдаты задних рядов Девятого легиона увидели мчащегося прямо к ним всадника и закричали, предупреждая товарищей. Плотная масса легионеров в один миг раздалась, давая генералу дорогу, и Плавт поскакал к вражеским укреплениям, с каждым ударом сердца все сильней ощущая разрастающийся в нем ужас. Погоняя коня, он пронесся сквозь тыловые когорты Четырнадцатого легиона, взлетел вверх, натянув поводья у самого рва, спрыгнул на развороченную землю, сбежал в ров, выбрался из него с другой стороны и спешно поднялся на вал.
— Прочь с дороги! — крикнул он легионерам, заполнявшим пролом в частоколе. — Живей!
Бойцы торопливо расступились, открыв вид на становище бриттов. Там еще дымились кострища, но нигде не было видно ни единого человека. Взгляд Плавта скользнул вдоль разбитого частокола, пробежал по распластанным на земле грубым соломенным чучелам, видимо сбитым обстрелом, а после затоптанным первой ударной волной пехотинцев.
— Где враг? — громогласно вопросил он, но солдаты, потупясь, отмалчивались.