— Что-нибудь еще, командир? — спросил писарь.

— Все. Выполняй!

Тонкий серп полумесяца проступил на небосклоне, стоило скрыться за горизонтом последнему отблеску умирающего закатного солнца. Наступил тот короткий период суток, когда глаза еще только приспосабливаются к бледному лунному свету, делающему одноцветным лоскутный пейзаж из полей, рощиц и поросших лесом пологих холмов. В этот сумрачный час по извилистой дороге на Каллеву, до которой было миль тридцать, двигалась выступившая из восточных ворот лагеря длинная воинская колонна. Около трех тысяч легионеров шли свободным, походным порядком. Лязг их оружия почти заглушался тяжелым топотом подбитых железом сапог. Сам Веспасиан ехал впереди Первой когорты в сопровождении небольшой свиты, где был и Квинтилл.

Легат рассчитал, что, если не давать солдатам поблажек и заставить их полностью выложиться, они доберутся до Каллевы к концу нового дня. Конечно, усталым людям будет нелегко тут же ринуться в битву, но это ведь римские легионеры, закаленные и обученные преодолевать трудности. Как бы они ни вымотались, нескольким тысячам дуротригов против них не устоять.

ГЛАВА 34

— Ну мы и влипли! — пробормотал Катон.

— Теперь уже все равно! — отрезал Макрон. — Нам нужно убраться отсюда.

— Убраться отсюда? — в изумлении переспросил Катон. — И куда же мы двинемся?

— В царский чертог. Это последнее, что нам осталось.

— Но как быть с нашими ранеными? — Катон махнул рукой в сторону госпиталя. — Не можем же мы их бросить?

— Для этих ребят мы ничего сделать не можем, — твердо заявил Макрон. — Ничего! Давай строй свою когорту. Сомкните ряды и следуйте сразу за моими парнями.

Макрон отправил юношу к его бойцам, а сам обратился к легионерам:

— Напротив ворот, в колонну по четыре — становись! Пошевеливайтесь!

В то время как солдаты поспешно, четверками, занимали места друг за другом, Катон выкрикивал приказы по-кельтски. Вскоре оба подразделения построились на площадке перед воротами базы и соединились в сплошную колонну, огражденную по фронту и слева сомкнутыми щитами.

Макрон огляделся и, увидев Фигула, сказал:

— Оптион! Коли уж ты такой хренов мастер болтаться в хвосте, будешь командовать тыловым заслоном. Бери два отделения. Строй держать крепко, и смотри, чтоб у меня ни один выродок не проскочил!

— Есть, командир! — отчеканил Фигул, повернулся и побежал исполнять приказание.

Как только люди полностью разобрались, Макрон протиснулся в первую шеренгу.

— Колонна, слушай мою команду… — выкрикнул он и сделал паузу, чтобы Катон повторил его слова по-кельтски. — Шагом марш!

Щиты, шлемы и острия копий качнулись вперед, и топот подбитых железом сапог гулко разнесся под надвратной башней, когда легионеры пришли в движение. Следом двинулись Волки, легче вооруженные и еще не настолько обученные, чтобы идти, не сбиваясь с ноги, под стать римлянам, возглавлявшим колонну.

Катон, державшийся позади своих людей, видел, как дуротриги толпой набегают на солдат тылового заслона, перекрывших щитами проем ворот базы. Приказа метать копья не потребовалось: бойцы сами сделали это, едва враг пересек черту досягаемости, и варвары в передних рядах попадали наземь, пронзенные тяжелыми железными остриями. Правда, они тут же пропали из виду: их захлестнула катившаяся за ними волна соплеменников, стремившихся нагнать небольшую колонну, уходившую маршем в глубь Каллевы к царской усадьбе.

— Развернуться поперек дороги! — проревел находящийся в голове строя Макрон, размахивая мечом, чтобы люди поживей это сделали, и вскоре стена щитов сплошь перекрыла улицу, по которой тащилась колонна.

Прежде чем тыловое прикрытие успело выпростаться из-под надвратной арки, дуротриги обрушились на заслон, отчаянно молотя длинными мечами по прямоугольным щитам.

И те и другие дрались в молчании: варвары потому, что сбили дыхание, пробегая через римский лагерь, римляне — в силу мрачности положения, в каком они оказались. Стук оружия о щиты да лязг клинков вполне было бы можно принять за шумы массовой тренировочной схватки, а не кровопролитного боя, если бы не вопли раненых да то исступленное ожесточение, с которым бились и дикари, и легионеры. Однако тыловой заслон знал свое дело и продвигался назад, преимущественно отражая удары и нанося свои лишь тогда, когда просто нельзя было не наказать врага, зарвавшегося в своем безрассудстве, и с этой задачей лучше всех прочих справлялся рослый и подвижный Фигул.

А путь Макрону заступили те дуротриги, что сумели перебраться через валы по обе стороны от пылающих городских ворот. Они теперь запрудили всю улицу, издавая оглушительные боевые кличи и ударяя копьями по щитам.

— Держать строй! — прогремел над всем этим шумом голос центуриона, вскинувшего щит и поверх его кромки внимательно наблюдавшего за врагами.

Обнаженный меч он держал на уровне пояса, отведя руку для первого колющего удара. Дистанция между колонной и ревущей толпой дуротригов неуклонно сходила на нет, и когда она сократилась до десятка локтей, шедшие впереди варвары подняли копья и бросились к римлянам. Остальные, проревев боевой клич, последовали за ними.

— Не останавливаться! — закричал Макрон, когда солдат слева споткнулся. — Двигаться ходом! Несмотря ни на что!

Колонна встретила дикарей узким фронтом, тесное пространство улицы не давало врагам полноценно использовать численное превосходство. Макрон и остальные бойцы первой шеренги слаженно выбрасывали перед собой щиты, вминая их в орущую людскую массу, потом вбивали туда же мечи и, сделав шаг назад, повторяли все снова и снова в отработанном механическом ритме. Дуротриги атаковали яростно и отважно, но мало что могли противопоставить дисциплине и выучке римлян. Они или пятились, или падали, а колонна продолжала свой марш по телам.

Правда, то здесь, то там вражеские мечи или копья находили в стене щитов щель и порой поражали кого-нибудь из солдат. Легионеры, которым тяжесть полученных ран уже не позволяла держаться в строю, опускались на землю, а их места тут же заполнялись товарищами из задних шеренг, чтобы ударная линия римлян по-прежнему оставалась сплошной.

Раненых оттаскивали к лачугам, и проходящие воины молча косились на них, а те в ответ слали прощальные взгляды. Когда мимо начинал продвигаться заслон, несчастные прикрывались щитами и выставляли мечи, готовясь по мере своих угасающих сил драться до скорой и неотвратимой кончины.

«Это безжалостно! — с горечью думал Катон. — Просто бесчеловечно бросать их вот так, без всякой защиты!»

Однако он знал, что и ему, упав наземь, не пришлось бы рассчитывать на чью-либо помощь. Отдавать свою жизнь ради чьего-то спасения было бессмысленно. Ведь умереть в конечном счете предстояло им всем.