Прямо напротив них над берегом возвышалось самое большое строение, дополнительно обнесенное частоколом. Рядом с ним помимо мелких хижин располагалось ристалище с вбитыми в землю рядами столбов и шестов. Их назначение не вызывало сомнений. Подобные тренировочные площадки для отработки ударов мечом использовались и у римлян.
Тут же, подтверждая догадку, из какой-то лачуги выскочила группа одетых в черное воинов. Они сбросили плащи, обнажили длинные мечи, разбежались к столбам и принялись наносить по ним мощные, размашистые рубящие удары. Над серебристой гладью реки широко разнеслись глухие стуки и треск расщепляющейся древесины. Взгляд Катона задержался на постройке, примыкавшей к большому строению. Что-то вроде сарайчика или кладовой, без окон, с единственной дверью, запертой снаружи на крепкий засов. Возле него стоял еще один одетый в черное воин. В правой руке он держал боевое копье, левая покоилась на ободе большого круглого щита.
— Есть признаки, что заложники где-нибудь тут, командир?
— Нет. Но если они где-то в селении, то начинать надо с этой пристройки. Совсем недавно туда пронесли воду и хлеб.
Макрон отвернулся от поселения и с наслаждением откинулся на ворох приятно шуршащих свежесрезанных камышей.
— Все в порядке?
— Все, командир. Кони укрыты в укромной лощине, которую нам показал Празутаг. На случай тревоги мы с Боадикой условились о сигнале.
Катон пнул ногой принесенную с собой ветку.
— Если они провозятся чуть дольше, уже стемнеет, — проворчал недовольно Макрон.
— Празутаг сказал, что он выждет, пока я до тебя доберусь.
— Ты их оставил в лощине?
— Да, командир.
— Понятно.
Макрон нахмурился, затем снова занял наблюдательную позицию.
— Сдается мне, мы прождем еще долго.
Хотя зима практически кончилась, холода все держались, а налетевшая мелкая морось легко проникала сквозь одежду. Буквально через пару минут у Катона уже зуб на зуб не попадал. Он то и дело напрягал свои мускулы, чтобы хоть как-то унять противную дрожь.
Последние несколько дней дались ему нелегко. Они оказались чуть ли не самыми трудными в его жизни. Физическая усталость продолжала накапливаться, усугубляясь гнетом постоянного страха за жизнь.
И сейчас, лежа на сыром речном берегу, облепленный вонючей болотной грязью, продрогший, истосковавшийся по теплу и нормальной горячей пище, юноша мог думать лишь об одном — о желанной отставке. Это был далеко не первый случай, когда все его помыслы устремлялись к досрочному увольнению из армейских рядов. Не первый и уж наверняка не последний.
Мысли катились по наезженной колее, упираясь в главный вопрос: как выйти раньше, чем следует, с пенсионом и без увечий? К сожалению, дотошные имперские буквоеды, задолго до появления Катона на свет разработавшие все положения воинского устава, явно предвидели возможность зарождения в армии таких подтачивающих ее боевой дух настроений и позаботились о том, чтобы перекрыть хитрецам все лазейки. Однако Катон не сдавался и верил, что когда-нибудь, рано или поздно, ему все же удастся отыскать способ обдурить систему и на законных правах отбыть в Рим.
Неожиданно Макрон хмыкнул:
— Ага, наконец появились. Должно быть, они лучшего мнения о твоей прыти.
— Что, командир?
— Ничего, парень, это я так… Смотри, вон они. Там, на дороге.
Катон бросил взгляд за реку и увидел, как из дальнего леса выехали две серые фигурки. Они смело направились прямиком к главным воротам селения. Наблюдавший за дорогой дозорный прокричал что-то небольшой группе воинов, гревшихся внутри укрепления у костра. Те вскочили и по грубым деревянным лестницам взобрались на вал. Празутаг с Боадикой, подъехав ближе, пропали из виду. Глядя на варваров, потрясавших оружием, Катон ощутил укол беспокойства. Но спустя минуту ворота распахнулись, впустив в крепость двух всадников.
Их мгновенно окружили, поводья перехватили, но громогласный рев Празутага был слышен и за рекой. Великан явно, согласно легенде, провозглашал себя странствующим борцом и призывал смельчаков, ежели таковые найдутся, попытаться его одолеть в честной схватке.
Кто-то из караульных побежал в поселок, затерялся среди лачуг и снова возник уже возле большого, дополнительно огороженного строения. Он забежал в дом и вышел во двор вместе с рослым мужчиной в черном плаще, схваченном на плече крупной золотой пряжкой. Неторопливо, с достоинством мужчина последовал за караульным к воротам.
Тем временем Празутаг продолжал вызывать обитателей поселения на поединок. Голос его рокотал, словно гром, и через какое-то время у подножия вала уже толклась внушительная толпа, которая при появлении вождя расступилась. Тот неторопливо шагал ко все еще остававшимся в седлах гостям. Завидев его, Празутаг продемонстрировал точно выверенную заносчивость. Он умолк, но сидел неподвижно, скрестив на груди руки, и лишь в последний момент, легко перекинув ногу через конскую спину, соскочил на землю, а затем замер перед вождем, вызывающе выпятив подбородок.
Снова выкрикнув что-то, гороподобный икен расстегнул пряжку своего плаща и швырнул его Боадике, которая тоже спешилась и стояла около лошадей, забрав поводья у караульных. Следом за плащом воин сбросил тунику и, обнажив свой могучий торс, вскинул руки над головой, похваляясь игрой литых мышц.
— Дурацкая показуха! — буркнул Макрон. — Кривляется перед этими олухами, как гладиатор перед богатыми бездельниками на пирах. Такой сладенький, что меня сейчас вырвет.
— Спокойно, командир, все это входит в план. Посмотри-ка тренировочную площадку.
Воины, упражнявшиеся с мечами, торопливо вкладывали их в ножны и надевали плащи. Когда они потекли к выходу со двора, страж, охранявший дверь кладовой, побежал следом и что-то крикнул.
Последовал короткий, резкий ответ, и часовой с недовольным видом вернулся на пост.
— Это наш шанс!
Макрон отпрянул от гребня холма и стал стягивать с себя одежду.
— Эй, малый, а ты чего ждешь? — спросил он, взглянув на Катона.
С тяжелым вздохом Катон сполз пониже и тоже принялся раздеваться. Плащ полетел наземь, за ним портупеи, кольчуга, нижняя шерстяная туника. Когда с тела был сброшен последний слой удерживавшей тепло ткани, кожа юноши тут же покрылась пупырышками.
Макрон посмотрел на тощего, дрожащего оптиона с явным неодобрением.
— Ох, парень, тебе явно нужно бы подкормиться, да и упражняться побольше. Вернемся в легион, я о том позабочусь. А то на тебя срам смотреть.
— Б-благодарю, командир.
— Давай снимай сапоги. Все, что тебе потребуется, — это твой меч. Смотри, не утопи его, да и сам постарайся держаться.
Плавал Катон из-за малой практики и страха перед водой очень плохо, и Макрон, знавший это, вручил ему надутый воздухом кожаный винный бурдюк.