— На твоем месте, оптион, я бы поскорее изменил свою внешность, — непринужденно заметил он. — Ты ведь не хочешь, чтобы какой-нибудь дурень из новобранцев ткнул тебя копьем, приняв за туземца?
— Никак нет, командир.
— Полагаю, тебе не помешало бы как следует подкрепиться, привести себя в порядок и отдохнуть.
— Так точно. Нам всем бы это не помешало, — ответил Катон, указывая на Празутага и Боадику.
— Так оно все и будет, как только я тебя выслушаю, — учтиво заверил Веспасиан. — Несколько дней назад Боадика ознакомила меня с некоторыми подробностями ваших скитаний. Как я понимаю, она уже сообщила тебе, что происходит у нас, в большом мире. А что изменилось у вас?
— Друиды по-прежнему держат жену и сына командующего у себя, в крепости. Я сам видел их прошлой ночью.
— Ты? Прошлой ночью? Но как это оказалось возможным?
— Я проник за валы. Вот почему у меня такой странный вид, командир.
— Ты проник в крепость? И тебе это сошло с рук? Эй, оптион, а тебя, часом, не поразило безумие? Неужели ты не понимал, что с тобою бы сделали, попадись ты им в лапы?
— Прекрасно понимал, командир, — ответил Катон, хмурясь при воспоминании об участи Диомеда. — Однако я обещал госпоже ее вызволить. Я дал ей слово.
— Несколько необдуманно, оптион?
— Может, и так, командир.
— Ладно. В любом варианте я намерен как можно скорее взять эту твердыню. Если все пройдет гладко, мы их отобьем.
— Прошу прощения, легат, — вмешалась Боадика. — Празутаг знает нравы друидов. И он говорит, что они не оставят пленных в живых. Как только жрецы поймут, что легион готовится к штурму, заложники станут уже не нужны им.
— Вполне вероятно. Но если Плавт подтвердит свой приказ и все же распорядится казнить захваченных нами друидов, заложников все равно ждет скорая смерть. А так остается хоть тень надежды, что в суматохе сражения о них позабудут и мы все-таки вызволим их.
— Командир?
— Да, оптион?
— Я видел укрепления изнутри. Мы ведь ударим по главным воротам?
— Разумеется, — ответил Веспасиан и улыбнулся. — Полагаю, ты одобряешь мой план?
— Командир, прибежище друидов находится на другом конце крепости, а значит, когда затеется штурм, они смогут следить за его ходом и сумеют, увидев, что мы побеждаем, вернуться и расправиться с пленниками. Мы будем не в состоянии им помешать, командир. Боадика права: как только мы прорвем оборону, заложников уничтожат.
— Понимаю. — Веспасиан помолчал, обдумывая положение, и продолжил: — Но, боюсь, выбора у меня нет. Все, правда, может решить ответ Плавта. Если он согласится отменить казнь, у нас появится небольшой шанс как-то договориться со жрецами.
— Я бы не стала слишком на это надеяться, — произнесла Боадика.
Веспасиан бросил на нее хмурый взгляд и снова повернулся к Катону.
— Скверная ситуация?
— Командир?
— Что ты можешь сказать о самом укреплении? Много ли там людей? Каково их вооружение?
Оптион ожидал этих вопросов, и ответ на них у него был готов.
— За стенами крепости укрываются около восьми сотен воинов, примерно вдвое больше туземцев из ополчения и не меньше восьмидесяти друидов. Они там мастерят что-то, похожее на рамы для катапульт, так что, видимо, наши штурмовые отряды попадут под артиллерийский обстрел.
— Ну, в этом отношении мы им не уступим, — с довольным видом заметил Веспасиан. — Командующий передал мне метательные машины Двадцатого легиона, так что мы сможем осыпать их таким градом снарядов и стрел, что они и носа не высунут, пока штурмовая когорта не примется ломать створки ворот.
— Надеюсь, что так, командир, — отозвался Катон. — Ворота — единственный путь. Рвы слишком хорошо защищены.
— И я решил так же.
Веспасиан встал.
— Ну что ж, больше говорить не о чем. Я распоряжусь, чтобы вас накормили и снабдили горячей водой. Это самое малое, чем сейчас можно вознаградить вас.
— Благодарим, командир.
— Особую свою признательность я выражаю тебе и твоему кузену, — добавил легат, слегка кланяясь Боадике. — Пусть икены знают: римляне умеют быть благодарными, и ваша помощь не будет забыта.
— Зачем же еще нужны союзники? — промолвила девушка с усталой улыбкой. — Полагаю, римляне сделали бы для меня то же самое, окажись я в опасности со своими детьми, которых, правда, у меня пока нет.
— О да, — охотно заверил Веспасиан. — Разумеется.
Он был столь любезен, что проводил всех троих до выхода из шатра и даже придержал для них полог. Катон, однако, у выхода чуть замешкался и повернулся к легату:
— Командир, еще один вопрос, если можно.
— Полагаю, о твоем центурионе?
Катон кивнул.
— Он… жив или мертв?
— Жив, насколько я слышал.
— Он здесь, командир?
— Нет. Два дня назад я отослал всех наших хворых и раненых солдат назад в Каллеву. Не беспокойся, о твоем центурионе заботятся самые опытные лекари.
— О!
На сердце Катона вновь легла тяжесть сомнений.
— Надеюсь, с ним все будет в порядке.
— Я тоже. А теперь тебе придется меня извинить.
Веспасиан уже готов был вернуться к делам, но тут снаружи зазвучали взволнованные, удивленные голоса.
— Что там творится, хотел бы я знать.
Отстранив оптиона, легат вышел из шатра и зашлепал по еще влажной, не утоптанной почве. Катон и его товарищи поспешили за ним. Спрашивать, в чем причина переполоха, не имело смысла: каждый боец легиона мог ее лицезреть. Над валами Великой Крепости за частоколом медленно поднималось какое-то сооружение. Солнце уже висело над самым западным горизонтом, и окантованные закатным багрянцем темные очертания фортификаций и этой странной конструкции выглядели особенно мрачно. С помощью тросов, блоков и воротов зловещее нечто поднималось все выше, и до Катона внезапно дошло, что же он видит. Сильный удар в солнечное сплетение меньше ошеломил бы его.
Сооружение заняло вертикальное положение, и вскоре сомнений в том, чем именно оно является, не осталось ни у кого: на фоне заката вырисовывалось грубое подобие человеческой фигуры, кое-где пронизываемое насквозь лучами заходящего солнца.
Плетеное чучело.
Легат повернулся к Боадике:
— Спроси своего родича, когда, по его мнению, друиды приступят к обряду? Когда запылает огонь?
— Завтра вечером, — был ответ. — В канун праздника Первых Почек. Именно тогда супруга и отпрыск вашего генерала умрут.
Катон придвинулся поближе к легату: