– Почему ты не отвечала на мои звонки? – спросил он.
– Извини, я была не в духе. Не обижайся!
– Ни в коем случае. Мне не следовало надоедать тебе звонками. Да и вообще, я не такой, как другие, нормальные мужчины. У меня свои причуды, они не каждой женщине понравятся. Так что это ты на меня не обижайся. Кажется, кофе готов!
– Послушай, Эндрю, я тебя не совсем понимаю! О каких причудах ты говоришь? Уж не считаешь ли ты, что я не звонила тебе потому, что осталась тобой недовольна?
– А разве не так?
– Эндрю! Не говори вздор! Я была в восторге!
– Серьезно? Тебе налить коньяку в кофе? Нет, пожалуй, мы возьмем с собой в гостиную всю бутылку!
Он поставил чашки с кофе, бокалы и «Арманьяк» на поднос и пошел в просторную гостиную. Они сели рядом на большой удобный диван. Надя решила сказать Эндрю правду.
Выпив для храбрости коньяку, она выпалила:
– Ты помнишь, я говорила, что у меня был бурный роман с одним мужчиной? Так вот, он вновь вспыхнул, и с большей силой.
– Неужели?
– Представь себе, да! Но это была моя роковая ошибка. И я за нее жестоко поплатилась.
– Лучше бы ты позвонила мне!
– Я думала, что все это очень серьезно, но…
– Я понимаю! Ах, как я тебя понимаю!
Благодарная ему за сочувствие, Надя порывисто обняла Эндрю и поцеловала. После грубого и бесцеремонного Джека Гамильтона мягкий и женственный Эндрю действовал на нее как лечебный бальзам. Он с жаром ответил на ее поцелуй и, сжав ее щеки руками, просунул язык в рот. У Нади перехватило дух, ее бросило в жар. Она вскочила с дивана, охваченная жутким волнением, и, желая успокоиться, подошла к висящей на стене картине Пола Нэша. Рассматривая мастерски выполненный пейзаж, она спиной и ягодицами чувствовала взгляд Андерсона. Однако он не проронил ни слова.
Надя попыталась определиться в своих чувствах к нему. Она хотела позвонить ему после омерзительного разрыва с Гамильтоном, надеясь, что сумеет расслабиться и развеяться в его приятном обществе. Ей казалось, что посещение театров и ресторанов, отменная еда и чудесные вина помогут ей отвлечься от мыслей о Гамильтоне. Но ей мешали обуревавшие ее сомнения относительно сексуальных возможностей Эндрю. Разговор, состоявшийся на кухне, подтвердил, что основания для таких сомнений имеются.
Не познай Надя необузданных и грубых страстей в объятиях Джека Гамильтона, она, вероятно, не придала бы странностям Андерсона значения. Но теперь, когда Гамильтон перевернул все ее мировосприятие и приучил к изнуряющему животному сексу, робких ласк неуверенного в себе Эндрю ей было мало. Вступив на неизведанный остров дикого секса, она не желала возвращаться в скучное прошлое. Ее тянуло в дебри первобытных исступленных эмоций, подмывало очертя голову броситься в джунгли извращений, карабкаться на непокоренные высоты, чтобы ощутить себя юной и полной энергии. Прогулки по обустроенному пляжу и банальные катания на лодке ее уже не устраивали.
Однако общение с милым Андерсоном вынуждало ее проявить терпимость к его слабостям. Она глубоко вздохнула и, повернувшись, снова села рядом с ним на диван.
Сделав глоток коньяку, она промолвила:
– Пока мы с тобой не виделись, Эндрю, со мной многое приключилось.
– В самом деле? – спросил Эндрю. – Любопытно!
Надя закинула ногу на ногу, атласное платье зашуршало. Эндрю с интересом посмотрел на ее замшевые туфли на высоких каблуках, ремешок которых, стягивающий свод ступни, был отделан фальшивыми бриллиантами. Надя вновь вздохнула и продолжала:
– Так вот, я осознала, что слишком долго шла на компромиссы, общаясь с окружающими меня людьми. Старалась под них подстроиться и принуждала себя делать то, чего мне делать абсолютно не хотелось. Ты меня понимаешь?
– Да, пожалуй, – сказал Эндрю, мрачнея.
– И вот однажды я решила, что настало время все изменить. В общем, я дала себе слово впредь не идти на компромиссы.
– Я понимаю, – уныло сказал Эндрю.
– Возвращаясь к нашему разговору на кухне относительно секса, я хотела бы сказать тебе кое-что откровенно. Ты готов услышать правду?
Эндрю побледнел, но кивнул.
– У меня возникло ощущение, что ты что-то от меня утаиваешь. Если ты хочешь и дальше поддерживать со мной отношения, ты должен быть предельно откровенен.
– Но тебе это может прийтись не по вкусу.
– Это так, разумеется. Но зато нам станет ясно, чего каждый из нас хочет, и нам не придется притворяться.
Надя мысленно отметила, что обретенный сексуальный опыт изменил ее психологию, сделал ее более самоуверенной и последовательной. Эта черта характера особенно нравилась ей раньше в Анджеле. Теперь же и она сама твердо знала, чего хочет, и не стеснялась об этом говорить.
– Ты согласен, Эндрю? – спросила она.
Андерсон отвел глаза и ничего не ответил.
– Возможно, я ошибаюсь в своих суждениях о тебе, – нарушила затянувшееся молчание Надя.
– Нет, ты совершенно права! Все правильно. К чему морочить друг другу голову? – Эндрю судорожно вздохнул и взглянул ей в глаза. – У меня имеются свои особенности поведения во время интимного свидания с женщиной. Но я стесняюсь признаться в своих потребностях. Они весьма необычны.
– Я человек терпимый, Эндрю, и не отягощена предрассудками, особенно в сексе, – заверила его Надя, подумав при этом, что не стала бы клясться своей жизнью.
– В самом деле? – прищурившись, с недоверием спросил он.
– Говори прямо, чего тебе хочется!
– Понимаешь, Надя, у меня есть своя причуда, странная особенность психики, исправить которую я не могу, отчего страдаю.
– Но ты ведь был женат…
– Жена сразу же заявила, что не намерена мне потакать и не собирается копаться в моих комплексах.
Эндрю взял со столика чашку с кофе, сделал из нее глоток и пытливо посмотрел на собеседницу. Неуверенность в его взгляде сменилась решимостью.
– Ты действительно хочешь все обо мне узнать? – спросил он.
– Конечно! Какой смысл притворяться!
– Да, ты права. Иначе наши отношения прекратятся. Знаешь, в последние дни я постоянно думаю об этом, переживаю…
– Я понимаю, – сказала Надя. – И готова выслушать тебя.
– Я должен тебе кое-что показать. Мне потребуется двадцать минут. Ты согласна подождать?
– Да, я никуда не тороплюсь, – сказала Надя, заинтригованная его странной просьбой.
– Двадцать минут! – повторил он и, встав, быстро вышел из гостиной, словно бы опасаясь, что передумает.