— Мы тогда делали ремонт, заново штукатурили стену в женском туалете, после протечки. Я вывозил мусор в тачке — старую штукатурку, щепки, старые доски и прочее. Открыл бак, чтобы вывалить мусор, а там тело.
— Оно лежало поверх мусора?
— Да, сэр.
— А сверху на теле был мусор?
— Нет, никакого.
— Как будто тот, кто оставил ее, торопился и не успел закопать…
— Протестую!
Ройс вскочил на ноги. Я ждал этого протеста, однако почти успел договорить фразу, толкнув мысли присяжных в нужное русло.
— Обвинитель задает наводящие вопросы, — продолжал Ройс, — подталкивая свидетеля к выводам вне пределов его компетенции.
Я снял вопрос, прежде чем Брайтман успела удовлетворить протест. Зачем судье лишний раз вставать на сторону защиты на глазах присяжных?
— Мистер Джонсон, когда вы обнаружили тело, вы везли тачку с мусором в первый раз за тот день?
— Нет, сэр. В третий.
— А предыдущая была за какое время до нее?
— Часа за полтора.
— В тот раз вы видели тело в баке?
— Нет, не видел.
— Значит, оно было брошено в бак в течение тех полутора часов?
— Получается, так.
— Благодарю вас, мистер Джонсон. Теперь, пожалуйста, взгляните на экран.
Высоко на стене напротив скамьи присяжных висели два широких экрана для показа слайдов. Один был слегка повернут в сторону публики. Мэгги управляла показом слайдов со своего ноутбука с помощью программы «Пауэрпойнт». Все старые фотографии из материалов дела были отсканированы и вставлены в презентацию. Сейчас на экранах появилась первая: снимок мусорного бака, где было найдено тело Мелиссы Лэнди.
— Мистер Джонсон, это тот бак, где вы нашли тело девочки?
— Тот самый.
— Почему вы так уверены?
— А видите, на боку краской написан номер, пятнадцать-пять-пятнадцать, это наш адрес, а за баком видна стена театра «Эль-Рей». Я там всю жизнь работаю.
— Понятно. Теперь посмотрите, вы это увидели, когда подняли крышку бака?
Мэгги нажала на клавишу ноутбука. В зале суда и без того не было шумно, но когда на экране появилось детское тело, распластанное на груде мусора, тишина воцарилась полная.
Джонсон долго не отвечал, только смотрел во все глаза, как и остальные. Потом вдруг по его темной морщинистой щеке поползла слеза. Защитник, возможно, и расценил это как представление, но я-то знал, что чувства старика настоящие — потому и взял его в свидетели. Он был живым связующим мостом между нами и прошлым, помогая осознать это прошлое лучше, чем любые документы.
— Да, это она, — произнес Джонсон и перекрестился. — Так оно и было.
Я кивнул.
— И что вы сделали, когда ее увидели?
— У нас тогда не было мобильных телефонов… Я побежал в театр и позвонил оттуда по девять-один-один.
— Полиция приехала быстро?
— Да, почти сразу — они ее уже искали.
— И последний вопрос, мистер Джонсон. Этот мусорный бак видно со стороны бульвара Уилшир?
Старик решительно покачал головой:
— Нет, он стоял позади театра, его можно было увидеть, только заехав в переулок.
Я колебался. Старик еще многое мог сказать. Он знал то, что не попало в материалы первого процесса, это выяснил Босх, зато Ройс вполне мог не знать. Можно было задать вопрос сейчас и получить ответ, либо рискнуть в надежде на то, что защитник сам предоставит такую возможность при перекрестном допросе. Информация будет та же, но вес ее неизмеримо возрастет, так как присяжные подумают, что защита пыталась это скрыть.
— Спасибо, мистер Джонсон, у меня вопросов больше нет, — сказал я, возвращаясь за стол. Мое место на трибуне занял Ройс.
— Скажите, — спросил он, — вы видели, кто положил тело в бак?
— Нет, сэр, — ответил Джонсон.
— Значит, когда вы звонили по девять-один-один, то не знали этого, верно?
— Верно.
— Вам приходилось видеть обвиняемого до того дня?
— Нет, не думаю.
— Спасибо, это все.
Но это было не все. Ройс ограничился стандартным перекрестным допросом свидетеля, который не представляет никакой ценности. Джонсон не мог опознать убийцу, и Ройс это знал, но, задав свой последний вопрос, невольно сыграл мне на руку.
Я встал.
— У вас есть еще вопросы, мистер Холлер? — спросила Брайтман.
— Да, ваша честь, всего несколько. Мистер Джонсон, в то время, о котором мы говорим, вы часто работали по воскресеньям?
— Нет, это был выходной. Просто тогда был ремонт, и меня попросили.
Ройс заявил протест, сказав, что я ухожу от темы, однако я заверил судью, что это не так и причина вопросов скоро прояснится. Брайтман отклонила протест, и я снова стал допрашивать Джонсона. На самом деле протесты Ройса были необходимы — они создавали впечатление, что он таким образом покрывает своего клиента, и дискредитировали защиту.
— Вы сказали, что мусорный бак, где вы нашли тело, стоял в конце переулка за театром. Там есть автостоянка?
— Да, но она не принадлежит театру.
— А кому она принадлежит?
— Компании «Сити-Парк», у них стоянки по всему городу.
— Между стоянкой и переулком есть ограда или стена?
Ройс встал.
— Ваша честь, это может продолжаться до бесконечности и не имеет отношения к тому, о чем я спрашивал мистера Джонсона.
— Ваша честь, — возразил я, — еще два вопроса, и я подойду к главному.
Брайтман кивнула.
— Вы можете ответить, мистер Джонсон.
— Там ограда, — ответил он.
— Значит, — продолжал я, — из переулка, где стоит бак, можно видеть, что делается на автостоянке, а со стоянки видно бак?
— Да.
— Приходилось ли вам до того дня, когда вы нашли тело, работать в воскресенье и замечать, что стоянка используется?
— Да, примерно за месяц до того я пришел на работу и заметил, что на стоянке много машин и эвакуаторы привозят все новые.
Я не выдержал и бросил взгляд на Ройса и Джессапа. На процессе пролилась первая кровь. Они думали, что Джонсон ничего не значит и нужен лишь для подтверждения факта убийства и места нахождения тела. Не тут-то было.
— Вы спросили, что происходит, мистер Джонсон?
— Да, спросил. Водитель тягача объяснил, что они забирают машины с улицы и держат их здесь, пока хозяева не заплатят штраф.
— Вы знаете, какой компании принадлежат тягачи?