— Это будет слишком поздно, — хриплым голосом произнёс мужчина. — Мне совершенно необходимо видеть короля раньше. Есть ли хоть какой-то шанс переговорить с ним сегодня? Возможно, кто-нибудь сможет хотя бы известить его о моём прошении?
— Закон на этот счёт чрезвычайно суров, — с прохладой в голосе возразила фрейлина. — Наказание за вторжение в залу совещаний — смерть. При всём уважении, не думаю, что кто-либо из слуг или придворных согласится рисковать жизнью ради вашего дела.
— В таком случае предоставьте мне возможность самому обратиться к королю.
Леди Маргарет поджала губы — совсем легонько, насколько того позволял этикет. Её немного выбивало из колеи такое упрямство. И в душу невольно закрадывалось любопытство: что же за такое важное дело у этого дворянина, если он даже готов рискнуть головой — при весьма высоких шансах её потерять?
— Увы, — вынужденно развела руками она. — Указания на этот счёт предельно чётки. Вас даже близко не подпустят к залу совещаний. Охрана хорошо знает своё дело.
— Вы хотите сказать, что у меня нет ни малейшего шанса? — спросил дворянин, почти умоляюще сверля её глазами.
В этот момент фрейлине было его действительно жаль, но лгать она не стала и, вновь разведя руками, негромко сказала:
— Нет.
Посетитель медленно опустился на табурет и, прикрыв глаза, откинул голову назад. Вот теперь он выглядел по-настоящему измождённым.
— Неужели ваше дело не может подождать каких-нибудь четыре или пять дней? — мягко спросила она.
Не открывая глаз, дворянин горько улыбнулся и покачал головой.
— Я скакал сутки напролёт, останавливаясь только для того, чтобы поменять лошадь. У меня действительно нет этих нескольких дней.
И тут, к своему огромному изумлению, леди Маргарет увидела слезинку, выкатившуюся из-под прикрытых ресниц. Мужчина сжал губы, так сильно, что они побелели, и сильнее зажмурил глаза. И тогда фрейлина не выдержала и сказала то, чего не должна была бы говорить ни при каких обстоятельствах.
— Вы можете попробовать обратиться к Говорящей.
— К кому? — с заново проснувшейся надеждой переспросил дворянин, мгновенно открывая глаза.
— К госпоже Рэндалл, — пояснила леди Маргарет, уже сокрушаясь о том, что под влиянием минутной слабости сболтнула лишнего. Но не идти же теперь на попятный? — Вообще-то она не занимается вопросами, с которыми обычно обращаются к Его Величеству… — признала она, а мысленно добавила: и не испытывает ни малейшего желания это делать. — Но, если хотите, я могу отыскать её и попросить вас выслушать.
— Буду чрезвычайно вам благодарен, — сказал дворянин, вновь вставая на ноги.
— Подождите здесь. Я попытаюсь вам помочь.
Слушая удаляющийся цокот каблуков, бьющий по голове, будто установленный у самого уха барабан, Кентон лихорадочно пытался понять, как можно воспользоваться предоставлявшимся ему призрачным шансом. По всему выходило, что никак. Он хватался за соломинку, и чрезвычайно тонкую. Что может сделать любовница там, где замешана большая политика? Но сейчас он не мог, не имел права упускать никаких возможностей, даже самых призрачных.
Фрейлина возвратилась через двадцать минут. Кентон хорошо это знал, так как успел бессчётное число раз устремить взгляд на громоздкие настенные часы.
— Госпожа Рэндалл готова вас выслушать, — сообщила фрейлина. — Но у неё очень мало времени, поэтому в вашем распоряжении будет всего три минуты.
Кентон молча кивнул. Три, так три. Фрейлина снова покинула комнату, а вскоре через открытую дверь до него донеслись звуки шагов и голоса.
— Так вот, пришлось ей честно признаться: я не люблю морепродукты, у меня на них аллергия. И знаешь, что она мне ответила? "Но как же так, ведь все знают, что вы любите дельфинов!"
Какой-то мужчина захохотал в ответ.
— Тебе смешно? Я в тот момент чуть не упала со стула. Вот точно тебе говорю: ноги моей в её доме больше не будет.
— Ладно тебе, Айрин, ты тоже не вегетарианка.
— Не вегетарианка, да, но самая мысль о том, чтобы воспринимать дельфина как продукт питания приводит меня в бешенство!
В этот момент собеседники вошли в комнату.
Говорящая, интересная внешне длинноволосая женщина лет двадцати пяти — тридцати, оказалась одета значительно более просто, чем Кентон ожидал от королевской фаворитки. Длинное синее платье очень насыщенного оттенка несомненно ей шло, но было лишено каких бы то ни было рюшей, кружев и прочих излишеств и, как и синие туфли на широком каблуке, производило впечатление в первую очередь удобного. Украшений тоже было совсем мало: золотое кольцо в форме змейки на указательном пальце левой руки, маленькие жемчужные капли в ушах, на шее — простенькая цепочка, нижняя часть которой скрывалась под одеждой, и потому понять, что именно висело на этой цепочке, было нельзя.
Вместе с Говорящей в приёмную вошёл молодой темноволосый мужчина среднего роста, который держал в руке несколько свёрнутых в трубочку бумаг. За ними следовала огромная бело-коричневая собака, выглядевшая весьма свирепо.
Оказавшись в комнате, женщина прервала беседу со своим спутником и шагнула в сторону Кентона.
— Господин Алисдейр? — уточнила она. — Добрый вечер, меня зовут Айрин Рэндалл, а это — Юджин Конфилд, секретарь Его Величества.
Кентона немного удивил тот факт, что личный секретарь короля не присутствует на важном совещании, а вместо этого болтает с фавориткой о дельфинах. Но он никак не выразил своего удивления, просто вежливо кивнул.
— Присаживайтесь. — Говорящая опустилась на стул, приветливо указывая ему на другой. Секретарь садиться не стал, продолжил стоять чуть позади неё. — Чак, сидеть! — сказала госпожа Рэндалл, и пёс послушно расположился у её ног. — Вас, должно быть предупредили, что у нас мало времени? Итак, я вас слушаю.
Бросив взгляд на часы, Кентон без предисловий начал с того, что, как он полагал, имело наибольший шанс привлечь внимание придворных и заставить их отнестись к его прошению со всей серьёзностью.
— Я ношу фамилию Алисдейр, однако в действительности я — урождённый граф Торнсайд. Графство было незаконным путём отнято у моей семьи и лично у меня семейством Рейвенов двадцать четыре года назад.
— Понимаю, вы хотите вернуть себе власть в графстве, — без малейшего интереса кивнула Говорящая.
По её бесцветной интонации Кентон понял: всё было без толку. Фаворитка короля палец о палец не ударит, чтобы ему помогать. И тем не менее он ответил:
— Нет. Я хочу спасти одну женщину.
В течение нескольких секунд Говорящая смотрела на него с возрастающим интересом.
— Что я по-настоящему ценю в мужчинах, так это логическое мышление, — произнесла она затем. — И что же угрожает этой женщине? Её собираются насильно выдать замуж за какого-нибудь сильно знатного, но непривлекательного кавалера?