«Но я могу обмануть тебя, – заметила эльфийка. – Моя магия сильна. Могу показать тебе всё что угодно, заставить поверить во всё что угодно…»
«Зачем же сейчас время тратишь? Зачем убеждать стараешься?»
Тяжкий вздох.
«Ложь разрушает магию. Когдато мы пробовали… обманывать. Ничего не получилось. Ниггурул креп не по дням, а по часам. Не помогали и жертвоприношения. Магия крови оборачивалась собственной противоположностью. Ниггурул обретал новые и новые силы – до тех пор, пока к нам не присоединился первый человек. Сам, по доброй воле. И… мы одержали первую победу за многомного лет. Настоящую победу. Остановили прорастание Ниггурула за черту. Перерезали пуповину. Иначе его твари не оставили бы в окрестностях Зачарованного Леса ничего живого, и ваши хутора бы тут не стояли, Лемех.
Для гордости и чести Царственных Эльфов это был страшный удар, человече. Многие так и не оправились. Иные нашли выход в… войне с вами, пусть даже и малой. Ты видишь, я от тебя ничего не скрываю. Теперь веришь, что я покажу тебе истинное преображение Зарёнки, а не дурной морок?»
«Сперва покажи, а там посмотрим», – отрезал хуторянин.
«Сегодня вечером».
«И я должен увидеть сыновей».
Снова вздох.
«Вы просто потратите время на брань и расстанетесь с тяжёлыми сердцами, вот и всё».
«Не решай за меня, эльфка!»
«Хорошо, – её мысли полнило тихое отчаяние. – Будь потвоему, Лемех. Хотя если бы ты попросил о чёмто ином… что мы с тобой оба видели, когда стояли там, на чёрной земле… Ты ведь помнишь, как это было».
Вызов.
«Помню, Борозда. Помню, как брал тебя, словно молодой, когда целую ночь мог питьгулять, с полдюжины девок осчастливить. Всё помню. Да только давно времена те канули, любовь я не покупаю. И не получаю взамен. Если ты до сих пор не поняла…»
«Другие твои соплеменники не столь целомудренны», – усмехнулась Борозда.
«Какое мне до них дело, Перворождённая? Я пришёл за сыновьями. Верни их».
«А если бы это стало моей ценой?»
«Я не играю в эти игры. Гордая эльфка хочет посмеяться».
«Ты бы отказался? От меня и… от своих сыновей?»
«Я не говорю о не случающемся. Мне не нужны твои насмешки. Верни Аришу и Гриню, потом всё остальное. Но я уже втолковывал это Полночи – если вам нужны союзники, вы избрали донельзя кривой путь».
«У Царственных Эльфов свой путь, свой долг и свои союзники, – вздохнула Борозда. – Хорошо. Возвращаемся. Сегодня вечером увидишь всё, чего просил. И сыновей. Только… не надо больше никого оглушать и вязать, ладно?»
«Если никто не станет мешать мне».
«Договорились».
День они с Найдой вновь провели в жилище Полночи. Сам эльф почти не показывался, явившись уже ближе к вечеру.
– Уффф, – совсем почеловечески выдохнул он, срывая с головы щегольскую шапочку. Залихватское перо чуть не вывалилось на пол. – Понял теперь, как мы тут живём? Хоть и прозываемся «царственными»?
– Нет, – покачал головой Лемех. – Так и не понял. Как живёте без настоящего правителя; самовластного, который никакими Советами не обкладывается, как обходились без полейогородов раньше и отчего вам теперь так уж сильно наш хлеб занадобился; наконец, так и не взял я в толк, откуда этот Ниггурул взялся, кто вас на стражу поставил и когда – и чем! – всё это кончится.
– Я ж тебе во всех подробностях отвечал! – всплеснул руками Полночь, словно учитель, поражённый внезапной тупостью обычно сообразительного ученика.
– Отвечал, да толком так и не ответил, – парировал Лемех. – Словто много сказано, однако толку как не было, так и нет.
– Снова спрашивать станешь? – с унылой безнадёжностью осведомился эльф.
– Неет, не стану. Всё равно не скажешь, юлить станешь, привирать, а я не люблю, когда хорошему человеку так изворачиваться приходится.
– Юлить? Привирать?! Хорошему человеку?!
– Ну только не злобься, да, Полночь? За «человека» – ну, прости, коль тебе это так уж поперёк горла. А для меня так это – напротив, похвала. Я б с тобой гденибудь в Кинте с охоткой погулял бы. Тебе б наша рота приглянулась, вот честное слово. Да и ты ей, помяни моё слово.
– Спасибо на добром слове, – с непроницаемым лицом отозвался эльф. – Значит, сгодился б я для «Весельчаков Арпаго»… учтём на будущее.
– Учти, учти. А пока давай про что иное речь вести. Борозда мне ведь пообещала, что…
– Я знаю, – перебил эльф. – Сегодня вечером. На Ниггуруле.
– Вот и славно, что знаешь. Хлебнуть хочешь? Своё, домашнее. Сам варил. Забористое, с горлодёром. Не хуже гномьего «молота».
– Нет, спасибо, – содрогнулся эльф. – Доброе вино у нас в почёте, но его пьют, водой разбавляя…
– Только портят, значит, – перебил Лемех. – Не, туго тебе б пришлось в роте, Полночь. После дела выпить – не чтобы вповалку, а так, некую малость должную – первое дело. Иначе и рассудком в Кинте помутиться было недолго.
– Это ещё почему? – невольно заинтересовался эльф.
– А вот потому. Возвращаешься ты, скажем, изза Стены, гнёзда змеиные повыжигав, а тебе навстречу твой, скажем, первейший друг шагает, который уже полгода как сгинул. Шагает, словно живой, рукой, значит, машет, улыбается…
С лица Полночи сбежала улыбка.
– Мертвяк? Подъятый? Некромантия? – он спрашивал быстро, словно о чёмто давно и неприятноблизко знакомом.
– Мертвяк? Не, не бывало там мертвяков. Мертвяки – это север, восток, Мекамп, Эгест, Аркин, Салладор порою. Друг твой это, живой, понимаешь?
– Ясно, что с подвохом дело. Хочешь, чтобы я угадал?
– А что, и угадай. Всё время проведём – лучше, чем друг на друга злобно щуриться.
– Это ты хорошо сказал – насчёт щуриться. Попробую. У друга твоего на шее какаянибудь змея сидит, ужалить грозится, чтобы делал то, что им надо?
– Не. Это выходит, что змеи разумные, а таких там не случилось, иначе они б от всего Кинта мокрое место б оставили. Хоть и похоже ты обсказал.
– Гм. Не знаю тогда. Змеи – они ж сожрать норовят, вот и всё.
– Не все, Полночь, не все. Не зря мы их гнёзда искаливыжигали. Что я тебе рассказываю, всё взаправду, никакие не выдумки. Идёт тебе навстречу твой друг, да только от него одно только обличье и осталось.
– Это как же?
– Да вот так. Змеи мелкие, что жили большими колониями, навроде муравьёв, выучились так жертву выедать изнутри и сами там устраиваться, что тело и шагать могло, и руками двигать, и смотреть…
– Постой, постой, ты ж сказал – идёт к тебе твой друг и рукой машет? Он что же, не мёртвый был?
– Не мёртвый и не живой, Полночь. Память осталась, а над прочим власти у него нет, как нам наш маг тогда объяснял. Ну, объяснялто он уже после, а тогда… лихо пришлось.