Семивратец подошел ближе, но присаживаться не стал. Стоял и рассматривал пленника, словно ожидал увидеть в нем что-то необычное. И ничего такого не увидел. Лицо, исполосованное кровоточащими шрамами. Обрубок правого уха. Левого не видно – голова повернута в сторону. Борода слиплась от крови и грязи. Воняет кровью и испражнениями. Пленный как пленный. Такой, как те сотни, которые прошли через руки Семивратца за десять лет разных войн. Точно такой.
– Понимаешь, – сказал Хитрец, – я уже давно хотел поговорить с кем-нибудь из них, но все как-то не получалось. Днем, понимаешь, пленного не захватишь, а ночью… Но во время ночного погрома мои ребята умудрились одного особо храброго лучника – одного из тех, что жгли твои корабли, – шандарахнуть по голове. И оттащить сюда, пока все остальные принялись перевязывать раны и товарищей считать. И я дал приказ с ним немного поработать, подготовить к беседе со мной. И с тобой.
– На хрена тебе это? – Семивратец наклонился, пытаясь рассмотреть выражение рыжей физиономии.
– А ты не хотел бы узнать, что происходит в Проклятом городе? И что происходит с нами. И что будет с нами всеми.
Семивратец буркнул что-то неопределенное. Ему все это не нравилось. И воняло здесь мерзостно, и сквозняк этот ледяной… Царь Семивратья передернул плечами и только после этого понял, что никакого сквозняка нет – только страх, юркой ледяной змейкой ползающий по спине.
А рыжему засранцу, похоже, не страшно. Ему интересно. Вон как глазки поблескивают.
– Знаешь, сколько было Проклятых городов? – спросил Хитрец.
– Типа? – не понял Семивратец.
И козлу понятно, что Проклятый город один. И не может их быть несколько. И…
– Ага, – кивнул Хитрец. – Само собой. Сейчас – один. А до этого – еще один. Лет пятьдесят назад. Проклятый город. Или ты думал, что все эти рассказки об осаде появились только четыре года назад? И все это только о нас? Фиг там. Это только имена наши приделали к старым персонажам. Забыл, как в детстве слушал сказки об осаде? Только Проклятым городом ту столицу не называли – нельзя. Понимаешь? Оказывается, пятьдесят с чем-то там лет назад уже была осада Проклятого города…
– Этого? – спросил Семивратец и махнул рукой в темноту.
– Нет, конечно. Тот, как я узнал, был на северном побережье. И даже не на самом побережье, а на реке, в дне пути от устья.
– И что?
– Ничего. Осада длилась почти девять лет.
– Девять… – протянул Семивратец.
Они не стоят под стенами Проклятого еще и четырех… Сволочная жизнь. Это ж сколько еще…
– А перед тем Проклятым, лет за сто, был еще один…
– Прикалываешься?
– Нет, правду говорю. Ты слышал, что бывают на свете библиотеки? – В голосе Хитреца прозвучала ирония.
В другое время Семивратец за одну эту интонацию вбил бы зубы наглецу до самого затылка, но сейчас промолчал. Пусть говорит, что хочет.
– И я случайно наткнулся на упоминание о Проклятом городе на Тихой. Понимаешь? Мне было тогда еще только одиннадцать с половиной лет. Я рылся в табличках, пытаясь найти рецепты ядов… – Хитрец запнулся, кашлянул и продолжил: – Классная была история. Благородные герои, подлые извращенцы. Битвы, осада, победа, горящий город и разрушенные стены. Это потом, когда я уже стал царем Заскочья и приплыл под стены этого Проклятого города, пришла мне в голову мысль, что… Ну, сам понимаешь. Сюда привезли мою библиотеку…
Семивратец кивнул. Они тогда оборжались, увидев, как с кораблей рабы таскали глиняные таблички. Для юного царя. Для рыжего Хитреца, который предпочитал по ночам сидеть над табличками, когда все остальные цари… Как тогда пошутил покойный царь Алмаза? У него еще палочка для письма не выросла? Или наоборот – палочкой только по глине царапать получается? Забыл. А тогда все смеялись. Все предводители славного союзного войска. Потом царь Алмаза натолкнулся ночью на вылазку горожан… Через пару дней после той памятной шутки. Твою… Семивратец посмотрел на Хитреца. Говоришь, ночная вылазка? Блин. Юный царь. Книгочей. Чистоплюй. И ведь никто не заподозрил…
– Я порылся в библиотеке. Потом сюда перевезли все, что смогли найти, отобрать или купить. Я нашел упоминания о трех осадах. О трех Проклятых городах. На Тихой, на Каменном острове и в земле Черных. Понимаешь? Три.
– Ну и хрен с ними…
– Ага. Хрен. И время от одной осады до другой проходило разное. От Тихой до нашей – пятьдесят лет. От Каменного до Тихой – сто. А от Черной земли до Каменного – точно не известно. Написано – несколько веков. Понял?
– Нет, – честно признался Семивратец.
Он был человек простой, его волновали простые вещи – выпить, отодрать наложницу, а лучше – нескольких, занять на Совете высокое место, чтобы слава, опять же… Хотя со славой у него сейчас…
– А следующая осада будет лет через двадцать. Или даже меньше. При нашей с тобой жизни. Не въехал? Чаще они происходят, осады. С каждым разом – чаще. – Хитрец сел на землю, запахнулся плащом.
На пленника он не обращал ни малейшего внимания. Словно забыл о нем.
– И каждый раз в осаде не принимают участия боги. Каждый раз только люди. Долгие годы под стенами, бессмысленные битвы. Тягучие осады.
Где-то рядом в темноте, за кругом света, зашуршала, осыпаясь, глина со стены. Хитрец замолчал, оглянувшись, и Семивратец понял – рыжему тоже страшно. Ой как страшно…
– А ты не хочешь больше участвовать в осаде? Это ж классно: ты занимаешься настоящим мужским делом – война, бабы, вино. – Семивратец захохотал, почти искренне. – И никто не лезет в твои дела, никакие боги, жена, опять-таки, не пилит…
– Тут ты прав, – серьезно ответил Хитрец. – Прав. Только здесь мы свободны. Никакие боги не лезут к нам со своими приказами и пророчествами. Мы сами по себе. Нам только нужно время от времени выходить в поле под стены и демонстрировать свое желание разрушить Проклятый город… Чем? Чем ты его разрушишь? – Голос Хитреца сорвался в крик. – Ты камни в стенах будешь мечом рубить? Проткнешь их копьем? Как ты думаешь все это сделать? Мы тут воюем так, как воевали всегда, так, чтобы война стала невыгодна осажденным и они сдались. Так они ведь не сдадутся! Зачем им сдаваться, если они поклоняются Разрушителю и хотят, чтобы он разрушил весь мир. До основанья! Вселенную уничтожил! Все растер в пыль – и людей, и богов. Зачем им сдаваться?
Хитрец вскочил. Край плаща метнулся в сторону, попал в огонь факела и загорелся. Видно, Хитрец когда-то свой плащ маслом залил – ткань занялась сразу. Хитрец выругался затейливо, сорвал с себя плащ и принялся его топтать. Огонь уже погас, а Хитрец все пинал плащ ногами, словно был Разрушителем, а плащ – Вселенной, которую нужно было превратить в пыль.
– Я правду говорю? – Хитрец вдруг выхватил кинжал, наклонился к пленнику и разрезал повязку у того на лице. – Вы же хотите, чтобы весь мир погиб?
Пленник захрипел. Он хотел что-то сказать, но не смог – пересохло в горле.