Бес хотел что-то сказать, набрал воздуха, но передумал.
– Я ответил на твой вопрос? – спросил начальник храмовой стражи.
– Более чем, – сказал Бес.
– Тогда, – развел руками Страж, – иди отвечать на вопросы богини. И постарайся не врать.
– Угу. – Бес снова двинулся к двери и снова остановился: – Праздник в этом году не складывается?
Страж промолчал.
– И что будете делать?
– У нас еще двадцать четыре дня, – сказал Страж.
Бес вышел из каюты. И через двадцать четыре дня, хотел сказать Бес, никого в этом городе не спасет ни сома, ни вечная молодость. Самка охраняет свой город от других богов, сжимая его в объятиях. В этих объятьях город и умрет.
А начальник храмовой стражи знал, что именно это хотел сказать, но не сказал ему Бес. Начальник храмовой стражи был человеком умным. И еще начальник храмовой стражи знал, что Бес ничего не делает случайно. И это внушало надежду.
А вот царю Семивратья надежду внушало то, что Хитрец сдержал все свои обещанья. Он выделил для перевозки в Семивратье раненых и покалеченных пять своих кораблей вдобавок к пяти уцелевшим кораблям Семивратца. Заодно кормчим Заскочья было приказано перевезти пополнение для войска Семивратья. Кроме того, Хитрец вдруг на глазах у всех предводителей союзного войска закашлялся, схватился за грудь и принялся биться в судорогах, разбрасывая в стороны клочья пены и разбрызгивая слюну.
Заболел Хитрец, зашептались в союзном лагере. Злорадно зашептались. Не любили Хитреца за хитрость его и странные привычки. За то, что ни с кем он не ругался открыто, царя Заскочья тоже не любили.
– Решил сопляк откосить от осады, – заявил на специально созванном совете Северянин. – Думает, что его кто-то отсюда отпустит.
Никто не отпустит, одобрительно зашептались вожди; некоторые из них и сами прикидывали, чем сподручнее внезапно заболеть.
– Вот сейчас выберем троих, пусть они сходят к Хитрецу и предупредят его… – Северянин собрался грохнуть своей дубиной по котлу, но тут в шатер вошел бледный Хитрец.
Если бы Семивратец не знал, что все это игра, поверил бы наверняка. Синие с желтым круги под глазами, запекшиеся губы и надсадный кашель время от времени.
– Приношу свои извинения за опоздание, – сказал Хитрец. – И прошу сразу предоставить мне слово. Если совет не возражает…
Совет не возражал. Совету даже было интересно, что именно станет плести хитроумный царь Заскочья.
Голос у Хитреца был слабым и хриплым. Рука все время была прижата к груди.
– Вожди! – тихо сказал Хитрец. – Я заболел…
Северянин обвел выразительным взглядом всех собравшихся. Вот сейчас начнется, говорил взгляд.
– Я мог бы просить отпустить меня домой…
Ага, отразилось на лицах вождей, прямо сейчас. Домой, как же!
– Но я не буду этого делать. Никто не смеет ослушаться воли богов! – Хитрец чуть повысил голос и тут же закашлялся.
– И я решил, – продолжил, отдышавшись, Хитрец, – что мое войско не может ждать, пока я выздоровею… И поэтому я передаю свое право вести в бой воинов Заскочья самому славному из всех нас, самому опытному и мудрому…
Северянин приосанился.
– Царю Семивратья, – закончил Хитрец. Вожди переглянулись. Кто-то даже стал быстро подсчитывать, загибая пальцы, сколько теперь воинов под началом у Семивратца. И сколько будет, когда явится пополнение. Правда, и без пополнения выходило достаточно много. Больше, чем у любого из присутствующих.
Семивратец, который вроде как случайно в этот раз сидел возле места главы совета, встал, шагнул к сиденью. Залегла тишина.
Северянин покосился на него.
– Можно я сяду? – сказал Семивратец.
– Это… – пробормотал Северянин.
Его пальцы побелели, сжимая дубину. Как ему хотелось вот прямо сейчас двинуть своей полированной в битвах дубиной вначале Семивратца по голове, а потом по ребрам – Хитреца. Именно по ребрам, чтобы жила эта рыжая сволочь, чтобы хрипела, извиваясь под ногами, чтобы эта сволочь вначале мучилась и только потом издохла… Это ведь Хитрец все придумал. Точно – он.
Вожди внимательно смотрели на Северянина, на его побелевшие кулаки – и ждали. Бедняга подошел к самому краю. Если он сейчас сорвется, то жить ему останется совсем немного.
– Хорошо, – вдруг сказал Семивратец, – пока сиди, на вечернем совете вернешься на свое место.
Северянин выдохнул. Семивратец довольно улыбнулся. И тут Хитрец не соврал. И как ему удается все предвидеть? Ведь так и сказал сегодня ночью – задохнется Северянин и успокоится.
Северянин задохнулся и успокоился.
– Нам пора что-то менять, – сказал Семивратец громко.
Совет молча воззрился на него. В чем менять? В списке блюд на ежевечернем угощении?
– Зачем мы здесь? – спросил Семивратец и обвел взглядом собравшихся. – Зачем мы приехали под стены Проклятого города?
Это заявление уже попахивало святотатством. Вначале задается такой вот стремный вопрос, а потом уж и до призыва убираться по домам недалеко.
– У вас нет дома дел? – спросил Семивратец. – Вы не хотите вернуться в свои дворцы?
Вожди молчали.
– Мы приехали осаждать Проклятый город? – спросил Семивратец с некоторой вкрадчивостью. – Так?
– Так, – буркнул Северянин.
– Ни хрена подобного! – выкрикнул Семивратец. – Мы сюда пришли, чтобы уничтожить этот город. Не торчать под стенами, а выжечь эту язву. Так?
Вожди зашевелились, бормоча что-то и откашливаясь, в том смысле, что да, выжечь… А мы что делаем?
– А мы зачем-то выходим в поле и сражаемся с горожанами. Каждый хочет прославиться!
– А ты не хочешь? – язвительно спросил царь Синего острова. – Сам ты – не хочешь? То-то твоя колесница вечно вперед других прется!
– Не спорю, – сказал Семивратец. – И теперь именно я предлагаю кое-что изменить. Мы решили, что славнейшим из нас будет тот, кто перебьет больше горожан и первым ворвется в город. А нужно все наоборот. Пусть слава победителя достанется тому, кто придумает, как взять Проклятый город. Взять, попасть за его стены, добраться до этих уродов в их домах, разрушить алтарь Проклятого бога… Нет?
Совет задумался. Действительно, так можно тыкаться в глухие стены вечно. И от изничтоженной вражеской пехоты нет ни прибыли, ни особой славы. Многим из вождей уже надоело выслушивать нытье своих телохранителей и гвардейцев о том, что ну ее к демонам такую войну, в которой нет ни пленных, ни добычи. Добыча появляется, когда берутся города. А с убитых воинов много не снимешь. Вот если действительно взять город… Пленных там не будет, а вот имущество… Город раньше был известен своим богатством.