Молчание бога | Страница: 56

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Вот ты, Трепло, – Певец ткнул пальцем в сторону одного из богов. – Почему ты не вмешался, когда племена строителей пирамид побежали к хренам собачьим от горных племен? За горцами никто из наших не стоял. Они сами придумали себе идола и весело понесли его в леса и города, ломящиеся от еды и сладких девок. Знаете почему? Потому что все это для нас было временным. Мы ждали, что вот не сегодня завтра мы вернемся. Вернемся – и снова будем жить там где хотим, и так, как хотим. А люди там...

Снова взмах в сторону горизонта, и снова боги посмотрели туда же.

– Люди научились лепить Силу. Лепить из Силы, как из глины, свои фантазии и видения. Свое безумие. Не все, но многие. И даже из тех, кто это умеет, не все осознают это свое умение. Их называют ведьмами и колдунами. Их убивают, но они рано или поздно все равно победят. Уже сейчас тот мир наводнен странными существами и чудовищами, порожденными такими вот умельцами. А вы не знаете...

– Почему – не знаем? – переспросила Охотница, и голос ее прозвучал странно, будто говорила она не о себе, а о ком-то другом. – Знаем. Я ухожу уже из третьего племени, потому что кто-то из моих дикарей придумал лучшую богиню. Это было так странно в первый раз. Я прихожу к шаману на его призыв и обнаруживаю, что я не одна. Там же стоит такая мощная баба, ее глаза светятся, а волосы шевелятся, словно змеи... И бабища эта вовсе не собирается на меня просто так смотреть.

– Они легко бросаются в драку, эти новые боги, – сказала Дева, когда Охотница замолчала. – И победить их в драке у меня так ни разу и не получилось.

– А как у тебя это получится, – усмехнулся Вор. – У тебя есть Сила. Но он ведь полностью состоит из Силы. Он и есть Сила. Как тут устоять? И бежишь подальше от деревни, словно побитый пес, ищешь новую и надеешься, что никто не узнает, как ты опозорился...

– И надеешься в новом поселке, в новом племени, стать лучшим, таким, которому не придумают конкурента, – закончил Громовержец.

Океан ударил в скалу, и брызги потекли по лицам богом, словно слезы. Холодные и соленые.

– Интересно, – сказал Воин. – И с этим вы молча жили тысячу лет? Вот если бы мне... Да это же просто здорово – получить такого противника. А я думал, что я плох. Оказывается, мои ребята меня любили даже больше, чем я думал. Я для них почти идеал.

Воин взъерошил себе волосы.

– Я – велик. Я – бог.

– Ты так думаешь? – поинтересовался Певец.

И улыбнулся. И улыбка на этот раз была не безумная. Просто – неприятная улыбка. Злая.

– Как ты думаешь, – спросил Певец, – если вдруг кто-то из таких вот колдунов окажется возле твоего любимого камня, который ты так удачно накачал Силой Кровавой жертвы... И если ему вдруг на миг покажется, что камень – не камень, а чудовище, Зло, прикинувшееся камнем. И что это Зло призвано охотиться на богов и божков. И колдун этот так поверит в это, что...


– Видишь его? – спросил монах, указывая рукой. Идиот обвел взглядом поляну:

– Где?

– Вот же он! – выкрикнул монах, хватая Идиота за руку. – Смотри! Он же сейчас встанет. Вот, он встает!

– Вижу, – вскрикнул Идиот тонким, заячьим голосом. – Боюсь!

Ветер метнулся от столба во все стороны сразу, дергая людей за одежду, срывая с деревьев листву, обламывая ветки. И словно облако дыма вспухло вдруг посреди поляны, стремительно вырастая к небу.

Идиот упал на землю, скорчившись, зажимая уши.

– Не надо! – кричал Идиот, а монах, опустившись рядом с ним на колени, читал молитву прося прощение у Бога за содеянное.

Рыцарь повернулся к лесу, шагнул к сержантам, которые держали ведьму за руки. Вытащил из ножен меч.

За спиной у него ревело и грохотало. Хотелось оглянуться, но рыцарь держался. Отчего-то казалось, что, обернувшись, увидев рождение демона, он превратится в соляной столб, как та баба из Книги.

Ведьма выла что-то, прикрыв глаза, не замечая ничего вокруг себя. Или, наоборот, часть той дьявольской силы, которая вырвалась сейчас наружу, влияла как-то и на нее.

А впрочем, замахиваясь мечом, подумал рыцарь, из всех ей повезло больше всех. Она умрет от чистой стали. А нам предстоит...

Обезглавленное тело простояло еще несколько мгновений – и рухнуло.

– Мы все прокляты, – сказал рыцарь, поворачиваясь лицом к демону. – Но я не собираюсь умирать просто так, как скотина на бойне.

И умер, как умерли все, бывшие на поляне. Умерли еще до того, как огонь охватил разом высохшие деревья.


– Будь ты проклят, Певец!

VII

Сразу видно, что дьявол создал мир, ничего в нем не делается по-нашему.

Раймонд Шестой, граф Тулузский


– За рекой для меня земли нет, – в который раз повторил Младший и в который раз запил эти горькие слова вином.

И в который раз его собутыльники отвели взгляды, чтобы не выдать свое раздражение.

За последние две недели они слышали про землю за рекой уже несколько сот раз. И если поначалу это вызывало если не сочувствие, то хотя бы интерес, то после двух недель беспрерывных дождей, грязи и промозглой сырости хотелось просто все бросить, послать Младшего подальше и вернуться...

Вот, правда, возвращаться было некуда. И это удерживало ватагу Младшего на этом проклятом месте даже лучше, чем привычка предводителя вешать любого несогласного или провинившегося.

Всего в ватаге было шестьдесят бойцов. Иногда – чуть меньше. Иногда – чуть больше. Сейчас трое висели в петлях у самой опушки, четверо были зарыты в грязь неподалеку от лагеря, пятеро маялись от ран, а остальные уныло ожидали нового приказа идти на приступ чертового Замка-На-Мосту. И понимали, что так или иначе штурмовать все равно придется.

Снова придется.

Шатер промок и протекал. Единственное что он теперь обеспечивал, так это то, что вода текла ледяными струйками не где попало, а всего в нескольких местах – и собиралась в лужи, покрывающие пол. Сушить одежду было негде, почти все кашляли и сморкались. И всё потому, что за рекой для Младшего земли нет.

Тоже мне проблема. Там почти ни для кого нет земли. Разве что для крестьянина, который вырубит лес, выкорчует, вспашет, засеет... А рыцарю нужен замок. Младший и был рыцарем. И еще младшим сыном, у которого было семь старших братьев и папа, не собирающийся помирать в ближайшие сто лет.

– В замке спальня одна, папашина и мамашина, – продолжил свой привычный печальный рассказ Младший. – А вы все спите, где хотите. Вон, на чердаке. И сколько я так буду терпеть? Или мне в монастырь идти?

Младший обвел печальным пьяным взглядом собутыльников.

– Я вас спрашиваю – в монастырь?

В сотый раз собутыльники стали качать головами и бормотать что-то вроде – нет, ты чего, такого парня, никогда...