Что-то выплеснулось из него, потекло под убитых и раненых. Дрозд первым учуял запах масла, сообразил, что сейчас будет, и пополз к выходу. Оглянулся, старик стоит, прижавшись спиной к стене, в правой руке – меч. В левой – факел. Потом разжал старик пальцы и факел выронил.
Дрозд вскочил и побежал из дома. За спиной зашумело, крик истошный... там же раненые лежали.
Все и выгорело. Выгорело. Они там рядом были, когда своих хоронили и ждали, пока дома и сараи не погаснут. Дольше всего крест горел. Почти до полудня. Вот и все. Дрозд так и не узнал, кто это был, чего... Это Красный сказал, что Черный крест, это вроде дьявольского порождения. Убийцы, значит.
А потом вышло так, что рана та Дрозду жизнь спасла. Красный еще один заказ взял тогда, сразу же. Особо не распространялся, но где-то там нужно было повозку с сопровождением перехватить. У Дрозда рука болела, он и остался ждать в лагере. Только никто не вернулся. Нашли потом, говорят, всех мертвыми. Вином отравились, что ли... А повозка с сопровождением на мосту стояла. Повозка стояла, а сопровождение – валялось, кто где.
Не впрок заказ пошел.
Дрозд немного подлечился и прибился к другому отряду наемников, благо их десятки и сотни вокруг слоняются...
Вот и все, подумал Ловчий. Больше нет Егеря. И нет больше Черного креста. Есть уничтоженное гнездо убийц, и есть рыцарский орден, несущий на своих плащах этот знак.
Как там сказал Старик? Мы записываем не то, как было, а то, как должно быть.
И отрядам некуда больше возвращаться. Разве что – и вправду, за море. К сарацинам. У тех возникла проблема.
Так, во всяком случае, сказал сарацин. Посланец Старца с Горы.
Он долго и витиевато приветствовал Ловчего, передавал поклоны и заверения от Старца и, наконец, сообщил просьбу направить в Святую землю несколько отрядов Охотников. Или тех, кто смог бы обучить местных воинов искусству борьбы с порождениями Дьявола.
Люди Старца познакомились с отрядом Охотников, приехавшим несколько лет назад в Святую землю, и убедились в его достоинствах, но командир отряда оказался упрямым, с врагами веры договариваться не стал, заявив, что эта нечисть предназначена в наказание сарацинам, что только истинная вера...
Поймите правильно, очень вежливо сказал посланник Старца, Старец не привык, чтобы с ним так разговаривали. И если ему когда-то пришлось присягнуть храмовникам и платить им ежегодную дань, то это вовсе не значит, что он позволит...
Ловчий был вынужден прервать сарацина и в двух-трех словах рассказать о том, что и у христиан скоро не будет Охотников.
Егерь умер.
И кроме всего прочего это означало, что от слова, данного ему, никто теперь освободить не может.
А наемника Ловчий оставил в живых.
Слишком много сил уходило у Ловчего на то, чтобы просто ждать. Прожить эти две недели.
Нужно было раскланиваться с проезжающими рыцарями и не обращать внимания на их перешептывания за спиной. Пацаны, что с них возьмешь.
Гораздо труднее было не сорваться на военных советах, в шатре Старика.
Все, приходящие к Старику, восхищались благовониями, которые тот, видимо, жег. И только Ловчий знал, что это пахнет сома.
Старика охраняли пятьдесят всадников, и от них просто несло сомой. Разило бессмертием. И от них, и от их лошадей.
Ловчий никогда не думал, что этот благословенный аромат может вызывать у него такое отвращение. До тошноты.
Но приходилось делать вид... Ловчий и сам не понимал, зачем нужно притворяться одним из них, приходить на совет, слушать и даже отвечать на вопросы. Может быть, оттого, что Старик внимательно следил за каждым его жестом? И на бледных впалых губах Старика блуждала неприятная улыбка?
Он тоже ждал. И получал, похоже, удовольствие от каждого мгновения этого ожидания. Ловчий подчиняется ему. По своей собственной воле подчиняется. И послушно выполнит все, что ему прикажет Старик, Перст Божий.
И что бы потом ни случилось – жизнь прожита не зря. Бессмертный терпеливо служил Старику. Нужно немного подождать, чтобы этот бессмертный выполнил свою работу. Всего несколько дней.
Всего несколько дней осталось до встречи, подумал Кардинал. Жаль, что он сам не может видеть, как именно войско осадило замок. Жаль, что без него ночью по тропе ушел отряд из большого лагеря к тому самому монастырю. Он не видит своими глазами, но знает, когда и что происходит.
Обожженная рука мальчишки – левая рука – это значит, войско дошло до замка. Его правая рука – мальчишка кричал, не переставая, пока ему не принесли ведро с водой – обожженная правая рука обозначала, что до монастыря осталось всего два перехода. Девчонка, дочь ведьмы и сама ставшая ведьмой, извивалась от боли, прижимая руку к груди, сообщала о том, что Пес уже рядом. Что ему тоже осталось чуть больше двух дней пути до Рима.
Всего два дня. До Пасхи осталось три дня. У него будет время поговорить с тем, кого называли Хозяином. Чем владел этот Хозяин? Хозяином чего он был? Ничем. Ничего. Даже себе он не был хозяином. Его везут, пришпилив к бревнам, туда, куда приказал Кардинал. Смертный. Человек. И Ловчий идет туда, куда ему велено, не понимая – зачем. Не понимая, что ждет его в конце пути.
Нет, он, конечно, сейчас уверен, что знает, чего сам хочет... Смешно. И безумец, именующий себя Перстом Божиим, полагает, что все знает. Знает... Знает только Кардинал. Остальным приоткрыта только крохотная часть правды.
Старик должен привести к монастырю Ловчего. Пес – Хозяина к Кардиналу.
Старик уверен, что должен очистить мир от порождений Зла. И он действительно должен это сделать. Пес уверен, что служит Богу. Только Богу... И это тоже правда.
Нынешний Папа... Этот тридцатилетний выскочка уверен в том, что это по его воле войско сейчас осаждает графский замок. Ему кажется, что от его воли что-то зависит. Пусть тешит себя надеждой. Правы были язычники, только слепая надежда не смогла вылететь тогда из ящика.
Язычники вообще были во многом правы.
Они разговаривали со своими богами, и боги отвечали им. Да, боги у них были мелкими и мелочными, но они соответствовали мелочным и мелким людям. Нынешние люди не достойны Бога. Своего Бога. Ни христиане, ни мусульмане... Слишком мелки они для Него.
Кардинал глубоко вздохнул и закашлялся. В катакомбах было сыро, а он уже давно не выходил наружу. Под свет солнца. Ему нельзя рисковать. Слишком многие хотели бы его смерти. А он сейчас не может рисковать. Не может. Слишком тяжелую ношу взвалил он на себя.
Ничего. Все можно успеть потом. Потом в его распоряжении будет вечность. Бессмертие. Всего три дня он проведет в утробе Вечного города. А потом...
– Потом поворот – и можно будет увидеть Рим, – сказал Пес. – Мы уже почти приехали. До встречи с... До встречи тебе осталось умереть только раз. Один раз.