– Ты действительно думаешь, что мальчишка может знать, где те трое спрятали деньги?
– Очень большая степень вероятности. Я бы даже сказал – стопроцентная. Три пацана взяли крутые бабки, спрятали их по дороге на завод, потом выпили немного, даже Липскому предлагали помянуть семью, помнишь?
– Помню.
– Ну, вот теперь смотри, смогут они удержаться, чтобы не похвастаться перед покойничком? Они ведь точно знали, что Леонида грохнут. Вот и могли ему сказать. Даже обязательно сказали бы. Веселые были, судя по всему, пацаны. Они ж могли Липского сразу замочить, перед отъездом за деньгами. Но они ему оставили жизнь до утра.
– Просто боялись, что может что-то не выйти в доме Липских, оставляли шанс для дальнейших разговоров… – предположил Шмель. – Нет?
– Может быть – да. Но такие сволочи – болтливы. Особенно, если могут поиздеваться над слабым, – Гринчук невесело улыбнулся. – Поверь моему опыту.
Дверь клуба у них за спиной открылась, Нина вышла на крыльцо, закрыла за собой дверь на замок и ушла, словно не замечая Шмеля и Гринчука.
– Сказали, – засмеялся Гринчук. – Должны были покуражиться. Пацан, Липский, наверняка знает, где бабки, только не хочет говорить.
– А тебе скажет?
– А куда он денется? У него нет выбора. Его мамаша тоже хочет получить кусочек от денег. А юная психика – вещь хрупкая. Вдруг он не перенесет переживаний и таки съедет крышей? И отправится на всю оставшуюся жизнь в дурку? Маму это вполне устроит. Ей эти четыре миллиона не нужны, если появится возможность быть попечителем полоумного сына на всю оставшуюся жизнь. Леня это поймет быстро, Леня парень сообразительный. И он отдаст мне эти деньги.
– И ты мне так спокойно это рассказываешь? – спросил скучным голосом Шмель.
– А чего бояться? Ты пожалуешься на меня Владимиру Родионычу? Так он знает. Сам попытаешься у меня бабки перехватить? Не думаю. Совет не одобрит твое поведение, во-первых, а я и Миша – ты еще ведь помнишь Мишу – мы тебе денег не отдадим, это во-вторых. А вот после того, как у меня появятся такие бабки, мне могут понадобиться охранники. Намек понятен?
– Понятен, – кивнул Шмель и протянул руку. – Удачи тебе.
– Спасибо.
Гринчук пожал руку и пошел к своей машине. Нажал на кнопку сигнализации, потом вдруг оглянулся.
– Шмель!
– Да?
– Ты мне свой номерок не дашь? Только не секретутки своей, а такой, чтобы прямо к тебе можно было дозвониться. Вдруг мне понадобится поддержка, – Гринчук подошел к «вольво» Шмеля.
Тот достал из кармана визитку, черкнул на ней номер и протянул Гринчуку:
– Это моя мобила. Можешь звонить в любое время.
– В кредит поверишь? – спросил Гринчук, пряча визитку.
– Поверю, – кивнул Шмель. – Ты сегодня заходил к моему Егору в больницу?
– Счел своим долгом.
– Звони, если что, – сказал Шмель и сел в машину.
«Вольво» развернулась и выехала на улицу. «Опель» двинулся следом.
– Если что, – сказал Гринчук, задумчиво глядя вдогонку.
Потом Гринчук наклонился, зачерпнул снега и с силой и даже с какой-то злостью потер лицо. Словно хотел себя наказать.
Нестерпимо хотелось пойти и принять душ. Смыть с себя… Гринчук оборвал эту мысль. Он уже все решил. Все. И сворачивать поздно.
– Поздно пить боржоми, – громко сказал Гринчук, стирая с лица снег. – Нужно ехать к засранцу и заставить его вспомнить. Есть такой фильм «Вспомнить все».
Понапиваются и орут на улицах, подумал пенсионер, выгуливавший свою собаку возле стоянки. А потом садятся в машины и давят людей, подумал он, когда Гринчук сел в «джип» и уехал. Сволочи зажравшиеся, подумал пенсионер.
* * *
– Некоторые могут о вас думать нехорошо, – назидательным тоном сказал Доктор. – Скажем, зажравшейся сволочью могут назвать мысленно.
Дама бальзаковского возраста, лежавшая на кожаной кушетке, шумно вздохнула.
– Но разве это значит, что они не хотели бы оказаться на вашем месте? Они хотели бы, они очень хотели бы, но им не повезло. А вам – повезло. Тогда почему вас это волнует?
– Понимаете, доктор, – жалобно простонала дама, – но ведь они смотрят. Вы понимаете меня? Все эти массажистки, горничные, парикмахерши – они смотрят. И я понимаю, что они меня ненавидят. И я дико боюсь, что рано или поздно они меня убьют.
– Глупости, – решительно сказал Доктор. – Ерунда. Скажите, мадам, вы ведь их тоже недолюбливаете?
– Естественно. Эти их жадные глаза, эта зависть в каждом жесте. Кошмар, – дама закрыла глаза и застонала.
Все ее массивное тело содрогнулось от отвращения.
– Тогда почему вы их не смените? Найдите себе других.
– Да вы что? – Дама даже села на кушетке. – Вы знаете, сколько я потратила времени, пока нашла приличных мастеров? Знаете, как это трудно! Масса разных бездельников и обманщиков. Сотни и тысячи. Сколько мне пришлось пережить разочарований и ошибок, прежде чем я их нашла.
– Тогда в чем проблема? – Доктор поерзал в непривычно глубоком и удобном кожаном кресле.
– Как в чем? Альфред Генрихович уже несколько месяцев советует мне успокоиться, взглянуть на мир по-другому… Но это не помогает. Я нервничаю, у меня начинают седеть волосы… А вы говорите – нет проблем, – дама была возмущена и потрясена таким непониманием со стороны психоаналитика.
Доктор осторожно взял даму за руку:
– Милочка моя, не нужно так нервничать. Оглянитесь вокруг. Миллионы людей ненавидят друг друга, но не убивают. Мужья живут с нелюбимыми женами, жены – с отвратительными мужьями…
Дама вздохнула.
– Дело не в том, чтобы любить или не любить. Дело как раз в том, чтобы понимать… – Доктор погладил пухлую руку пациентки. – Понимать, что все равно деваться некуда. Вы боитесь и не любите всех этих мастеров и прислугу, но не меняете их, потому то не можете найти другую. Лучшую. А они никогда в жизни не сделают ничего такого, что могло бы оттолкнуть вас, милая моя. Они ведь живут за ваш счет. Поверьте, найти хорошего клиента куда сложнее, чем хорошего мастера. Пусть они вас не любят и завидуют вам. Но они сделают все, чтобы вас не потерять. Понимаете?
На лице дамы проступило выражение понимания. Даже открытия.
– Доктор, – только и вымолвила она.
– Так что, милочка, спокойно отправляйтесь домой, не забивайте себе голову и помните ту самую историю про женскую дружбу.
– Какую?
– О змее и черепахе. Черепаха плывет по морю и везет на себе змею. Хочет ее сбросить, но боится, что та успеет укусить.
– Я знаю, знаю, – заторопилась продемонстрировать свою информированность дама. – А змея хочет укусить черепаху, но боится, что утонет.