На гибель Рыси, возможно, особо пристального внимания не обратили бы. Если бы не самоубийство три нуля третьего за три часа до этого пуля, пробившая грудь три нуля восьмого за час до этого, попытка ограбления с поножовщиной, закончившаяся смертью три нуля первого… И три несчастных случая, отправившие еще трех свободных агентов на больничные койки.
Горенко этого пока не знал.
Не знал он, что, продолжая бороться с тошнотой некто майор Ильин согласился взять на себя работу по поиску свободного агента Грифа, номер лицензии три нуля пять. Майор Ильин согласился не сразу. Майор Ильин не хотел соглашаться, но его собеседники были очень настойчивы и убедительны.
Они не взывали к гражданскому долгу майора, не предлагали ему заработать. Они предложили майору спасение. Просто и банально. Его спасение взамен на свободного агента Грифа.
Когда Старший сказал, что у него для майора есть нечто важное, майор недоверчиво усмехнулся.
Молекулярный зонд? Они снова причинят ему боль или заставят захлебнуться от восторга? И что? Убить его? Собственно, это был выход, но смысла в этом выходе не было.
С другой стороны, майор мог согласиться, но никто не мог бы его заставить это обещание сдержать. Как только он попал бы на Землю…
Он должен был захотеть найти Грифа. И он к концу разговора захотел.
Вначале ему показали запись его собственного разговора в откровенной комнате. Вчерашнего разговора.
Ильин вначале не поверил. Нет, это был он, голый и злой, сидевший в кресле перед зеркалом. Он отвечал на вопросы. Отвечал, отвечал… Он помнил, он отчетливо помнил, что его многократно прогнали через одни и те же вопросы. Но запись говорила совсем о другом.
Откинувшись в кресле, с закатившимися под лоб глазами, Ильин рассказывал… все и обо всех. О том, что оператор-два позволяет себе некорректные высказывания, что старший группы захвата Лешка Трошин берет с собой на задание самогон во фляге и спаивает сослуживцев, что сам он, майор Ильин, не хочет больше оставаться в Управлении…
Потом тело Ильина в кадре начало вдруг колотить крупной дрожью и голос, ненавистный бабий голос, стал медленно проговаривать, что он, майор Ильин, не может, не хочет уходить со службы, что именно в ней, в службе, смысл его жизни… И майор Ильин повторял за этой сукой, что да, что он не может без службы, что он готов… что он будет и дальше… что…
А потом женский голос произнес: «Хорошо, ведь хорошо же!» И Ильин захрипел, выкрикивая ругательства…
– А вот тут вам стало хорошо, – сказал Старший. – И беседа закончилась.
Он снова включил кадропроектор, и Ильин увидел себя за рулем «тойоты», Гостя, сидящего на соседнем сиденье.
– …Почему не ушел? – спросил Гость.
– Не знаю, – растерянно ответил Ильин.
Сенсор кадра был поставлен грамотно, все было великолепно видно: каждая морщинка на лице Ильина, движение зрачков, дрожание ресниц…
– Вот такие дела, – сказал Младший. – Мы могли бы вас просто перепрограммировать. Приблизительно так, как вас собирались обрабатывать перед отпуском. Вы ведь не первый раз получаете такой вот странный и нежданный отпуск?
– Третий раз, – ответил Ильин. – В прошлом году и в две тысячи пятнадцатом…
– И что вы делали в прошлые разы? – поинтересовался Старший. – Чистили деревеньки, жители которых напали по недомыслию на Братьев? В Африке?
Ильин промолчал. Хотел сказать и не мог.
– Все правильно. – Младший похлопал Ильина по руке. – Все верно. Вы не можете этого сказать. Вас попросили об этом никому не говорить. Но мы знаем. Нам сверху видно все…
– Вам должны были разрешить сегодня пройтись по магазинам, приобрести билет туда, куда вам хотелось, а потом, ночью… Ваш телевизор… У вас необыкновенно дорогой телевизор. Если все пересчитать на деньги, то вам пришлось бы лет пятнадцать трудиться, чтобы оплатить все хитрые устройства вашей обыкновенной плазмы. В том числе и молекулярный зонд. Ваш собственный. И не поселки, прятавшие убийц, вы чистили… Не обольщайтесь. На самом деле…
И Старший сказал, что на самом деле делал Ильин в прошлом году. И два года назад. И что должен был начать делать завтра.
Ильин застонал и скрипнул зубами.
Потом Старший объяснил, зачем им нужен свободный агент Гриф, которого сам Ильин называл Стервятником.
И Ильин согласился.
Может быть, он только хотел получить время для того, чтобы подумать. А может быть, его действительно убедило увиденное и услышанное в комнате с видом на Африку.
– Вы никогда не спали в невесомости? – спросил Старший.
– Нет, – ответил Ильин.
– И правильно, чего себя мучить, – сказал Младший, щелкнул в воздухе пальцами, и невесомость исчезла. Или появилась тяжесть – это как смотреть.
– Вас проводят, – сказал Старший. – В комнату с окошком на звезды. Некоторые поначалу не могут уснуть, глядя на Землю. А на звезды…
– Обыкновенное звездное небо, – добавил Младший. – Самое обыкновенное. И легкий морозец за окном.
Ильин вышел, дверь за ним автоматически закрылась.
– Некоторые утверждают, – сказал Старший, – что перевербовать сильного человека очень трудно.
– Именно, – засмеялся Младший. – А на самом деле…
– Честность – лучшая политика, – сказал Старший.
– И откровенность, – добавил Младший. – Мы успеем?
– А это нашим коллегам нужно спешить. А на нас время как раз работает. Пашет, истекает потом. Оно бы, возможно, хотело вывернуться, но нам-то это зачем? Пусть тянет лямку, как мы.
– Как мы, – эхом подхватил Младший.
Снизу, из Африки, единственная космическая станция Земли видна не была. Ее вообще ниоткуда не было видно, даже радары ее не замечали. Ее как бы и не было. Некоторые знали о ее существовании, но где именно в каждую конкретную минуту она находилась, не представлял себе никто, кроме, естественно, тех, кто на станции находился.
После того как кто-нибудь посещал станцию, она меняла орбиту и точку покоя. Часто она висела над Африкой, иногда – над Европой. Реже над другими материками. Там ничего интересного не происходило.
Разве что в Америке.
В Южной, например.
Или в Северной, но на самом юге континента.
В Мексике поначалу, летом две тысячи седьмого, люди молились и благодарили Бога, что демоны из космоса обрушились на их зажравшегося и погрязшего в гордыне северного соседа. Потом, примерно через год, благодарили за то, что не на них самих демоны обрушились. Парни, служившие на северной границе, возвращаясь со службы, рассказывали, что творится там. Рассказывали, что демоны все еще летают над темной землей, словно выискивая очередную жертву.