– Я могу, между прочим, применить Пункт о Блокаде. – Майору удалось сделать свой голос почти спокойным. – Или мы поговорим…
– Применяй, – разрешил Гриф. – И не забудь еще применить пункты о дальней, информационной, биологической и гуманитарной блокаде. Тут будет чем заняться всему вашему управлению… Да и смежникам, я думаю… Ты видел, во что тут превратился подлесок? Вот пройдетесь, уничтожая внеэкологическую растительность… Прополочкой давно занимался? Это вы забыли о Санитарном соглашении, а общественность – она помнит. Ее, общественность, не обманешь. Ага? Кстати, в качестве моего добровольного вклада в дело борьбы за родную природу сообщаю, что стая чужекрыс в десять голов погнала двух оленей на юго-восток. И если все у них, чужекрыс, сложится хорошо, то выгонят они оленей прямиком к Речинску. И вполне могут обнаружить, слегка перекусив оленями, что на улицах городка еды куда больше, чем в лесу. И еда эта бегает гораздо медленнее, чем олени.
Майор скрипнул зубами. И не в чужекрысах дело, на них он вчера навел биологический патруль. Дело в том, что Гриф появился не там, не в то время и совершенно, что самое обидное, неуязвимым.
Приткнул где-то на ветке камеру и качает картинку прямо в Сеть, если не в Совет непосредственно. Только тронь свободного агента, Братья даже обидеться не успеют – Инструкторы размажут майора по ковру, чтобы только мог Гриф свободно выполнять свою важную функцию в деле Сближения и Сосуществования.
Стервятник.
– Группе – отход, – скомандовал майор так, чтобы услышал и Гриф.
Вертолет рывком ушел в сторону, ветер разом стих, оставив кружащиеся над поляной листья и один микроплан. Микроплан сделал круг над поляной, зависая над телами и тюками. Подплыл к самому лицу Грифа.
Над несущей мембраной появилась паутинка псевдодинамика, вздрогнула.
– Напрасно ты это, Гриф, – тихо сказал микроплан, почти прошептал голосом майора. – Проблемы могут быть… А если вдруг еще встретимся?
– Напрасно ты это, Котяра, – сказал Гриф. – А если кто глянет в памяти микроплана? Прямая угроза…
– Какого микроплана? – удивился голос майора.
Микроплан качнулся, убирая псевдодинамик, поднялся вверх метров на пятьдесят, а потом стремительно спикировал вниз, к стволу дерева.
Шлепок, брызги зеленоватой жидкости ударили Грифа в лицо. Как плевок. Гриф утерся рукавом. Застонал раненый.
– Что? – спросил Гриф.
– Что? – спросил голос из клубящейся тьмы. – Не дергайся, – сказал голос. – Больно будет. Ты же на стимуляторе…
– На… – прошептал Евсеич, – на стимуляторе.
А это значило, понимал Евсеич, что на обезболивание можно не рассчитывать… И еще много на что рассчитывать не приходится. Организм продолжал работать на пределе. Ускоренный обмен веществ и тому подобное… Евсеич застонал. Тому подобное…
Обостренные чувства, например. Боль… Отчаяние… Бессилие…
Боль огненным цветком полыхнула в груди, роняя семена по всему телу, в каждую клеточку… Быстро прорастающие семена.
– Я попробую дать еще одну дозу, – сказал голос. – Но поможет минут на пять…
– Не… нужно… – выдохнул Евсеич. – Лучше… уж… так…
Это даже хорошо, что он не может видеть этого сердобольного урода. Не может осмотреть в его радужные глаза. В глаза, словно подернутые нефтяной пленкой. Только… Он все никак не может вспомнить, кто из Братьев имеет такие глаза… Глупо… Сразу сообразил, а вспомнить не может…
Боль выгнула его тело, выдавила из груди стон.
– Зачем ты стрелял в своих? – спросил голос.
Без акцента, обычный, человеческий голос…
– Братья… в вас нельзя… сволочи… не отдам… своих… не отдам… Машка… – По щеке потекла слеза, и Евсеич почувствовал, как ее аккуратно вытерли. – Братья…
– С чего ты взял? – спросил голос.
– Глаза… – Евсеич даже не удивился, что один из Братьев интересуется такими вот пустяками. – Гла… за.
– Дурак… – тихо произнес голос. – Дурак…
– Что? – Евсеич вздрогнул.
Перед его широко открытыми глазами плясали огненные шары, как тогда, десять лет назад, под Новороссийском.
…Они бежали к боксам, к технике. Почему-то решили, что нужно выводить технику… Он бежал вместе со всеми, до побеленной стены бокса оставалось всего метров двадцать, когда все вокруг вдруг полыхнуло… все: стены, асфальт, деревья, люди… Его только чудом не задело огненной волной, он даже и не прятался, не пытался Уйти – стоял потрясенно посреди этого ада и что-то кричал, зажав уши… Из дыма выскользнули огненные шары, с десяток, словно у шаровых молний была групповая экскурсия по территории воинской части… Ярко-оранжевые шары с любопытством тыкались во все, что оказывалось у них на пути, зажигая, превращая в клокочущую огненную пену…
– Почему? – спросил Евсеич.
– Я не Брат. – Голос стал звучать тише… или его звук терялся в шорохе, который заполнял все вокруг, заливал мозг Евсеича. – Глаза – это…
– Сволочь, – сказал Евсеич.
Он действительно ошибся. Сволочь. Напрасно подставился… За этого инвалида… За него ничего бы и не было. Обидно.
– Меня зовут Гриф, – сказал голос.
– Стервятник…
– Можно и так. Я тебе должен…
– Сука…
– Я долги отдаю. Какая твоя доля в багаже?
– Треть. – Евсеич попытался улыбнуться.
– У тебя мало времени, – сказал Гриф. – Вы работали на заказчика. Под какой процент? Пять? Три?
– Десять… Каждому… – Говорить становилось все труднее, губы отказывались шевелиться, а слова – выстраиваться в связные фразы.
– И ты не понял, что вас подставили? – спросил Гриф. – Такие проценты могут только пообещать.
– Десять процентов, – упрямо повторил Евсеич.
– Я передам, – сказал Гриф, прошептал откуда-то издалека, с другой стороны жизни. – Кто вас послал? Кто посредник?
– Машке… – Евсеич надеялся, что Гриф все-таки услышит его шепот. – Машке…
– Посредника назови! – Голос стал чуть громче. – Кто?
– Изви…ни… – Евсеич выдохнул слово, напрягшись из последних сил, вдохнул, и сердце замерло, убитое этим последним усилием.
– Умер, – сказал оператор-два, глядя на монитор.
– Сам вижу, – отмахнулся майор. – Мы ничего не пропустили? Он шептал…
Оператор-два указал на диаграммку в левом верхнем углу монитора. Мигала «соточка» – сто процентов дешифровки.
Майор оглянулся на стоящий в стороне вертолет – группа захвата заканчивала грузиться, под маскировочным тентом оставались только майор и оператор-два.