Сорвав на ходу с головы шапку, Хорек прыгнул, как учил его Полоз, и врезался головой в лицо дружинника. Перед глазами засверкали звезды, в голове загудело, но дружиннику досталось куда больше. С залитым кровью лицом рухнул он навзничь, да еще и приложился звонко башкой к брошенной кем-то в сутолоке доске.
Бац!
– Получил! – выкрикнул Хорек, сунув руку под полу, за кинжалом. – Сейчас!
Второй дружинник, не осознавая, что жить ему при таком раскладе осталось всего чуток, бросился на мальчишку, посмевшего ударить его друга, протянул руку, чтобы схватить Хорька за вихры…
Сколько там нужно того времени, чтобы и за волосы схватить, и лезвие в две ладони длиной в живот принять – всего-то ничего. Не успеешь и моргнуть – все уже свершилось. Только Кривой был быстрее.
Левой рукой он выбил у Хорька кинжал и ударом ноги отшвырнул его подальше в сторону, пока никто ничего не заметил, правым же кулаком ткнул дружинника в горло.
Дружинник захрипел и осел кулем на снег.
– Княжий суд! – заорал Кривой. – Княжий суд!
Обоих ватажников окружили стражники, попытались даже хватать за руки, но Кривой сделал зверское лицо, и стражники отпрянули.
– Веди нас на княжий суд! – крикнул снова Кривой.
Хорек молчал, вцепившись в руку вожаку. Тот тяжело вздохнул.
– К князю, к князю, – подхватил народ.
И их повели на княжий двор.
Зеваки двинулись следом, напирали, желая рассмотреть, кто же это так над княжьими дружинниками покуражился, что сидят те посреди площади, встать не могут: один кровищей залит, а второй хрипит, за горло держится, да все на бок завалиться норовит.
Если бы Кривой хотел сбежать – сбежал бы уже раз десять. Но бежать он не хотел. Вернее, хотел, но не мог. Кто ж теперь побежит от своего вожака, если все так плохо, если не просто обижен дружинник, а кровью залит да изуродован.
Такой удар!
Признаваясь позавчера у дороги, что больше не станет ссориться с мальчишкой, Кривой, конечно, шутил, но сейчас подумал, что Хорек вырос бешеным и далеко пойдет. Если княжий суд переживет. И характер свой укрощать научится.
Сбежать Кривой не сбежал, но свой кинжал по дороге в сугроб сунуть успел, после чего приосанился и успокоился. За кинжал и удавить могли, а так, за драку на площади… Штраф. Или кнутами выдерут. Мальца жалко.
Можно, конечно, на себя все взять: мол, сам бил, за приятеля вступился, где ж это видано – крикнуть княжий суд, а потом свой вершить? Только Хорек молчать не будет. Вон как зыркает по сторонам.
На подворье стражники передали преступников дружинникам, сообщили, где можно забрать пострадавших, и ушли поскорее.
Не любили стражники дружинников, а те отвечали им нежной взаимностью.
Во дворе стоять долго не пришлось, дружинники сбегали на площадь, приволокли все еще не пришедших в себя парней, занесли их в дом.
– Выберемся отсюда, – пообещал Рык Хорьку, – я тебя выпорю. Своей рукой.
– Не нужно, – поостерег вожака Кривой. – Все уже, зверюга вырос. В горло вцепится.
– А мозгов так и не заимел, – вздохнул Рык. – Ты хоть понимаешь, что наделал?
Хорек не ответил.
– Ладно, как-нибудь, – снова вздохнул Рык. – Только в палатах молчать. Я язык прямо там вырвать могу за слово несвоевременное.
Хорек молча развязал ему руки, бросил веревку в сторону.
Прежде чем завести в дом, их обыскали, в рукавах проверили, за голенищами валенок. Никто из троих не возражал.
Кошелей не тронули, оставили на поясах.
Суд Князь Оплот вершил в трапезной, сидя за столом. Трапезная была большая – Хорек таких огромных комнат и не видел раньше; на столбах, поддерживавших крышу, висели рога самых разных форм и размеров. За столом – прикинул Хорек – может сотня сесть, а то и больше.
Князь был молод, младше Рыка годов на десять, лицо имел светлое, только под глазами да на щеках будто тени легли серые.
– Ударили дружинников? – спросил князь, не поднимая глаз от чашки с похлебкой.
Как велел обычай, ради суда князь тут же прервал трапезу, даже посуду не отодвинул, только ложку серебряную в сторону отложил.
– Ударили, – ответил Рык спокойно.
– С умыслом ударили? – спросил князь.
– И с умыслом и без, – ответил Рык.
– Да или нет, отвечай, – повысил голос князь. – Не с девками шуткуешь – перед князем стоишь.
Трое дружинников, стоявших в стороне, дружно кивнули, соглашаясь с князем.
– Первым твой дружинник ударил, – пояснил Рык. – Потом уж я. А когда они меня связали, княжий суд выкрикнув, и бить начали, тут уж мой сын приемный не стерпел, и, прости, княже, твоего дружинника одним ударом с ног свалил, да в беспамятство отправил. Ну и когда другой дружинник, гнева твоего и Договора дружинного не убоялся и на мальца с кулаками кинулся, тут уж добрый человек, прохожий, вступился за мальчишку да за честь княжескую. Раз уж дружинники этого не делают.
Говорил он ровно, даже торжественно, размеренно, оттого слова его звучали весомо и независимо, хоть и с уважением к князю.
Князь поднял голову, посмотрел внимательно на Рыка, тот взгляда не отвел.
Глаза князя расширились, будто удивился он сильно, но себя сдержал.
– Оставьте меня с ними, – приказал князь.
Дружинники переглянулись.
– Мне повторить? – спросил князь, глядя перед собой и стукнув кулаком по столу так, что чашка подпрыгнула.
Дружинники торопливо вышли, прикрыв за собой дверь.
– Ты знаешь, что я могу тебя повесить? – спросил князь Рыка. – Вместе с сыном твоим названым и добрым прохожим.
Ага, подумал Кривой. Сейчас. Остался один и храбрый такой… Если у меня ножа нет, так я уж и до горла не достану?
Кривой осторожно двинул рукой Хорька в сторону, освобождая себе место для броска.
– Ты почему розыск не объявил? – спросил Рык. – Сколько дней уже прошло. Не боишься, что дочка погибнет?
Кривой замер.
Это что такое происходит? Это Рык с князем разговаривает? Выговаривает ему так, будто право имеет.
– Ты откуда узнал про дочь? – спросил князь.
– Мне похититель рассказал, – не меняясь в лице, ответил Рык.
– Кто? – выдохнул князь. И вроде тихо спросил, а только мороз по коже у Кривого и Хорька пробежал, и свечи вокруг померкли.
– Он уже умер.
– Кто?!
– Он умер, а больше тебе знать не нужно.
– Под пыткой скажешь…
– Может, скажу. Только зачем? Я пришел сам на княжий суд, другим путем к тебе сейчас не попадешь. А ты мне пытку сулишь?