Хорек неотрывно следил за певцом, который остановился перед дверью, словно прислушиваясь к тому, что происходит за его спиной, кивнул и вышел, дверь за собой захлопнув.
Дылда врезал самому шумному из противников, тот упал, свалив с ног еще пару-тройку приятелей, но, падая, повалил следующий стол, сидевшие за которым немедленно присоединились к драке.
Вино в харчевне было крепким, народ собрался неробкий, так что драка заварилась нешуточная и не оставила в стороне никого.
Ватажники по своей привычке держались кучей, прикрывая друг друга и поддерживая, но Дылда – основная ударная сила – мог бить только с правой руки, Рыбья Морда с перевязанными шеей и плечом не мог ни толком ударить, ни даже увернуться от удара, а Враля так вообще не было. Приходилось за все отдуваться Рыку и Кривому.
Хорек вдоль стены метнулся к выходу, за певцом.
Дед, заметив это, что-то крикнул ватажникам, те, неожиданно для остальных драчунов, собрались в тесную кучку и, не отвлекаясь на отдельных противников, ломанулись к двери, сметая все на своем пути.
Дылду кто-то ударил по левой руке. Дылда взревел от боли, крик его подхватили остальные ватажники, и народ от этого страшного крика бросился в стороны, освобождая путь.
Хорек открыл дверь, ватажники в нее выскочили, и дверь захлопнулась. Драка осталась в зале. Моряки сцепились с грузчиками, тех поддержали приказчики из лавок на торговой площади, а приезжие дрались на стороне и тех, и других, решив, что раз уж выпало развлечение, то чего от него отказываться.
По коридору бежал Карась. Хозяин харчевни был бледен, но сосредоточен. В руке держал увесистую палку. За ним бежали четверо слуг, тоже с палками в руках.
Ватажники отступили в сторону, пропуская бегущих.
– Певца слепого не видели? – спросил Рык.
– Ушел, – бросил на ходу один из слуг.
Ватажники рванули к выходу из харчевни и почти вывалились наружу.
Дождь стоял стеной, и казалось, что за порогом возвышается черная блестящая глыба.
– Ни хрена мы не найдем! – пробормотал Дылда.
Хорек метнулся под дождь, втягивая голову в плечи. Холодная вода потекла по лицу, попала за шиворот.
Никого и ничего. Мокрая темнота.
Полоз побежал вправо и сразу исчез из виду. Язычок пламени в глиняной плошке в харчевне не мог разогнать темноту за дверью. Хорек пытался слушать, но не услышал ничего, кроме частых ударов капель о рыхлый снег и грохота дождя по крышам.
Вернулся Полоз, выругался сквозь зубы и вошел в харчевню.
– Ушел? – спросил Дылда.
– А ты как думал? – зло бросил Полоз, проходя мимо него. – Там грязи по колено, ни огонька, словно в лесу. Ставни, двери… Как его найдешь?
Рык посмотрел в лицо Полоза, глянул на дверь, задернутую пеленой дождя.
– Погуляли, кажись… – сказал он. – Так понимаю, что спать пора.
Из зала доносились разрозненные крики, но грохота столов и скамей слышно уже не было, как не было слышно звона разлетающейся вдребезги посуды. Карась и слуги привычно справились с разгулявшимися гостями.
– Пошли, – сказал Дед. – Покалякаем, а там и спать ляжем…
– Ляжем, – согласился Дылда. – А то что-то мне…
На плече его белой рубахи расползалось кровавое пятно – в рану, видать, ударили сильно. Рыбья Морда потрогал багровеющий синяк под глазом и молча кивнул.
Они поднялись в свою комнату, отпустили Щербатого и стали устраиваться на ночевку.
Пока разувались да укладывались, шум внизу совсем прекратился.
– А ты хоть поел? – спросил Дед Хорька. – Успел?
– Не-а! Только репы кусок и сала. А что?
– Сходи вниз, возьми еды, поешь. Тебе нужно больше есть, тощий совсем.
– И мне захвати, – подал голос Дылда. – Там еще кувшин вина оставался, за него уплачено – тоже забери. И мясо…
– Мы заплатили, – поддержал приятеля Рыбья Морда. – Чего добру пропадать? А то завтра они нам это снова продадут. Если спорить начнут, скажи, мы спустимся…
Хорек встал с постели, оглянулся на Рыка, но тот лежал на спине, заложив руки под голову, и ничего не сказал.
Значит, понял Хорек, не против.
– Я с ним схожу, – сказал Кривой. – Он сам и не дотащит. – Еще кому чего принести?
Полоз не ответил, он укрылся курткой с головой и отвернулся к стене. Дед помог Дылде стащить через голову рубаху и осматривал рану.
– Пойдем, – Кривой подтолкнул Хорька к двери. – Пока там все не убрали.
Все убрать слуги и вправду не успели. Сначала им пришлось повозиться, выгоняя из харчевни посетителей и расставляя опрокинутые столы и лавки, потом долго выгребали объедки и осколки посуды.
Стол ватажников был в самом углу, так что в драке не пострадал.
– Сядь, поешь, – сказал Кривой. – Дылда и так нажрался. Пока мы вернемся, уже спать будет. И Рыбья Морда. Рык есть не будет… И Полоз. Особенно Полоз…
– А что с ним? – спросил Хорек. – Я его таким и не видел никогда. А тут… И у горбуна… Я уж и не знаю, что думать…
– А нечего тут думать, – Кривой сел на лавку рядом с Хорьком, придвинул тому тарелку с квашеной капустой и хлеб. – У него брат был… А у брата – семья. Жили они неподалеку от вольного города… Я названия не помню, чуть ли не за самым Северным морем. Мне Рыбья Морда рассказывал, они вроде с Полозом раньше знакомы были. Да… Так вот, сына у брата украли, и пока отец да Полоз его искали, того искалечить успели.
– В мастерской?
– В мастерской, – кивнул Кривой. – Когда нашли, ноги у мальчонки уже сломаны были и ручки – вывернуты. Да… Брат бросился в городской Совет, а там… Ну, ты слышал в подвале у горбуна.
– Слышал…
– Вот. Отец мальчишки не сдержался… а кто бы сдержался? Не сдержался и того, кто сынишку уродовал, – порешил. Его и его семью. Всех. Детей жалко, но… – Кривой поморщился, взял со стола недопитую кружку с вином и одним глотком осушил. – Сам пойми, такое дело – семейное. От отца к сыну… Там свои секреты есть, как ломать, как лечить, чтобы, значит, пострашнее срослось… Или ожоги… Он семью порезал и даже прятаться не стал. Ему и присудили колесо. Полоз кинулся к палачу, просил, умолял, на коленях стоял… Это Полоз – на коленях!
– Отпустить просил?
– Какой отпустить? Убить просил быстро. Палач в городе был мастер своего дела. Умел с рассвета до темноты человека мучить так, чтобы тот каждый миг страдал, но не умер. Полоз просил, а палач – смеялся. Потом взял деньги и вроде как смягчился, пообещал, что быстро все сделает… Ну, как сможет, чтобы люди не сильно удивились. Но казнь длилась до темноты. Уже и люди разошлись, а палач все жилы из Полозова брата тянул. Родственником он того, убитого, был или просто нравилось ему это дело, только казнил он долго… Так долго, что уже даже судьи не выдержали и потребовали, чтобы он заканчивал. Он и закончил… Да так закончил, что брат Полоза всю ночь умирал. До рассвета…