И чем больше Ильин говорил, тем яснее понимал, что пять десятков плохо вооруженных пацанов не смогут ничего сделать, если произойдет что-то настоящее, что их пребывание здесь – нелепость, бессмысленная и, возможно, беспощадная.
Понимал это Ильин. Понимали это офицеры батальона и солдаты.
– Раньше здесь были Террвойска и Патруль. Сейчас – только вы.
– Передавали, что чужекрыс больше нет...– подал голос один из солдат.– В Сети передавали. Нет, правда! Еще в октябре... Что на самом деле крысами... чужекрысами управляли эти, из Клиники... а потом...
– Километрах в пятидесяти отсюда есть деревня... Была деревня. Пять лет назад.– Ильин невесело улыбнулся.– Передавали, что ее и не было. А еще говорили, что где-то в этих местах был подземный военно-научный комплекс. Говорили, что десять лет назад, когда Территория только-только появилась, с комплекса передали, что из всех щелей потекла черная липкая гадость... И комплекс замолчал. Четыре с половиной сотни человек, в многоярусном бункере, с самыми совершенными на тот момент системами безопасности. А еще говорили, что там кто-то уцелел. Говорили, что Братья очень падки до наших земных баб, и одновременно с этим говорили, что на самом деле этих баб мы сами использовали для экспериментов...
В большой брезентовой палатке, служившей столовой, было тихо. Только дыхание.
Ильин посмотрел на часы.
– Всем отбой. Офицеры – ко мне.
Весь следующий день шла работа. Под дождем валили деревья и, хотя гвоздей не было, собирались сооружать вышки, Ильин приказал поднять все, что можно, на высоту трех-четырех метров. Если пойдут чужекрысы, объясняли офицеры солдатам, это даст шанс уцелеть.
– И это поможет? – спросил начальник штаба, когда они вечером остались с Ильиным вдвоем.
– Это займет людей,– ответил Ильин.– А если что и начнется, то шансов у этого батальона не будет никаких.
– И на хрена кому понадобился такой батальон? – спросил Кудря.
– А хрен его знает,– сказал Ильин и предложил выпить.
Отправляясь к новому месту службы, он загрузил в багажник своей машины несколько ящиков всяческого пойла.
После второй бутылки разговор пошел веселее.
Никто из офицеров и прапорщиков не понимал, зачем возродили из архивного забытья этот батальон, расформированный еще в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году, сразу после вывода из Польши.
Даже батальонная печать была еще с гербом СССР.
– И какого черта? – в который раз повторил Кудря.– Здесь нет ничего. В радиусе десяти километров – пустота.
Капитан повторил это слово несколько раз, по слогам. Пу-сто-та.
В десяти километрах к югу – бывшая база Территориальных войск и сразу за ней – собственно Территория.
– В автономном центре развертывания у нас из оружия имеются две сотни «калашей» калибром пять сорок пять, десяток пистолетов Макарова, по полторы сотни патронов на автомат и десять ящиков гранат РГД.– Кудря достал из кармана блокнот, заглянул в него и бросил на стол.– Ну, и стальные шлемы времен Второй мировой войны...
А мексиканские солдаты демонстрировали в Сети военное снаряжение предпоследнего образца. С оборудованием Патруля им, естественно, было не тягаться, но где именно сейчас оборудование Патруля, Ильин даже представить себе не мог.
Допивая последний тост, капитан Кудря не сдержался и задал-таки вопрос, мучивший и его, и остальных офицеров батальона.
– А это правда, товарищ майор, что вы...– Кудря замялся, пытаясь подобрать максимально корректную формулировку.– Вы недавно перевелись в армию?
Ильин допил водку из кружки. Поставил ее на стол перед собой. Потом снова взял в руку.
– Точнее, капитан! – потребовал Ильин, чувствуя, что трезвеет.– Не из ментов ли я? Это хотел узнать?
– Ну...
– Из ментов,– сказал Ильин.– Из жирных, ленивых инспекторов дорожного движения. Полосатую палочку привез с собой, лежит в багаже до лучших времен. Еще какие вопросы? Чего переметнулся и сменил рыбные места на это вот сокровище? Захотел. Родине долг отдать. Всегда мечтал пострелять. Еще – по состоянию здоровья. Здоровье у меня для регулировщика слишком крепкое. А тут еще дуэль. Хотели сослать на Кавказ, но пожалели кавказцев. Прислали сюда, чтобы родственники убитого мной монакского князя меня не нашли. Понятное дело, будет международный скандал, если монакцы застрелят сводного брата Правителя Всей Рассеи, который построил вечный двигатель и научил свой автомобиль ездить на смеси воды и зубной пасты с отбеливающим эффектом...
Кудря ничего не сказал. Он, конечно, слышал все, что говорил комбат, но глаз не сводил с его пальцев, которые мяли эмалированную кружку, словно кусок пластилина.
– Я сейчас пройдусь по батальону, покричу на личный состав,– сказал Ильин,– а ты прикажи прибрать это свинство.
Майор бросил останки кружки на стол и вышел.
Вымотавшиеся за трое суток солдаты спали, часовые бодрствовали, живо пританцовывая на постах под усиливающимся ветерком и морозцем. Ильин приказал, если мороз усилится, менять часовых каждый час, а если будет нужно, то и полчаса.
На фига было присылать сюда эту ублюдочную воинскую часть, в который раз подумал Ильин, улегшись наконец к полуночи.
Достаточно было прислать одного только майора Ильина. По боевой ценности один майор был куда круче, чем тот же майор, вынужденный командовать отдельным местным стрелковым... и так далее батальоном.
...Танк в кадропроекции над инфоблоком остановился, из башенного люка высунулся танкист и с деловым видом принялся озирать запыленные окрестности.
Клоуны. На хрена тебе бинокль, если на шлеме закреплен боевой модуль? Если вся видеоинформация поступает на монокль и дублируется на оперативный пульт? Чтобы лихо выглядеть на картинке. Вот такие мы героические солдаты.
Ильин протянул руку к инфоблоку, тронул настройку. Что-то на испанском говорил комментатор. Ильин поискал русский вариант.
– ...Двадцать семь тысяч жителей. Теперь же здесь только пустыня. Не сохранилось ни домов, ни деревьев. Лишь остатки дороги ведут дальше, в неизвестность. Город был основан в тысяча восемьсот пятнадцатом году, а погиб в результате подлого нападения инопланетян в период с две тысячи седьмого по две тысячи семнадцатый. Мы будем помнить о жертвах...
Ильин выключил звук.
Какие мы смелые! Герои! Подлые инопланетяне, как же! А куда подевались Братья, которые вели нас к вершинам Сосуществования? С кем мы десять лет сближались?
И ведь прошел всего месяц. Один гребаный месяц.
Ильин две ночи подряд через свой инфоблок ползал в Сети, пытаясь понять, что произошло за те дни, пока он сидел в камере.
Он не пытался понять, что происходило в мире или в стране. Его интересовали дела местные. Вести с малой родины, так сказать.