— Она интриганка, эта Власова. Зря ты связываешься с ней. Еще неизвестно зачем ей понадобился весь этот спектакль. Могла сама понаписать в тетрадку черти чего, а потом дать тебе прочитать, чтобы ты свидетельствовала за нее. Тетрадка, естественно, впоследствии исчезла бы.

— Да, но она исчезла раньше, чем я успела ее прочитать, — возмутилась я.

— Хорошо, — утихомирила меня Иванова. — Раз так дорога тебе тетрадка, спрошу у девчонок. Может и в самом деле кто пригреб по запарке.

— Спроси, сделай одолжение.

Мы подъезжали к мединституту. Иванова цепким взглядом выбирала побольше лужу, в которую собиралась выйти. Она всегда из машины выходила только в лужу. Даже летом, даже в засуху.

— Лучше скажи, чем собираешься заняться? — спросила она, когда я затормозила по своему вкусу. — Может поможешь мне?

— Что? Хоронить? Упаси меня бог! Есть и свои дела. Не сочти меня черствой, но больше, чем на сочувствие не рассчитывай. Могу еще предложить материальную помощь, естественно в разумных пределах.

— Ладно, давай помощь, — сердито протянула руку Иванова.

— Что? Прямо сейчас?

— Нет, в следующем году!

— У меня нет с собой мелких денег.

— Давай крупные.

Я вспомнила Верочку и дала, проворчав:

— Все равно твой Моргун пропьет.

— Согласись, теперь у него есть причины, — ответила Иванова и вышла из машины.

Глава 17

Едва за Ивановой закрылась дверь, я бросилась на поиски. Второй раз тщательно обследовала салон и даже заглянула в багажник. Тетрадки не было. Восстановив в памяти каждый свой шаг, пришла к выводу, что тетрадка могла упасть на землю, поскольку на нее мы поставили сумки. Лично я волоком тащила с сидения две сумки и могла незаметно стянуть с ними и тетрадку. Это было возле коттеджа Сюрдика.

Я помчалась туда и минут двадцать ползала по грязи. Тетрадки не было. Занавеска в окне второго этажа по-прежнему волновалась.

“Одно из двух, — подумала я, — или тетрадки здесь и не было, или Сюрдик ее подобрал, а теперь наблюдает за тем, как я извожусь тут на продукт жизнедеятельности.”

Пришлось уехать несолоно хлебавши. Минут десять пути я страдала, а потом не выдержала и по второму кругу взялась переворачивать автомобиль. За малым не разобрала салон на части: тетрадки не было. Зато в бардачке обнаружилась старая записная книжка Катерины. Как попала старая записная книжка в новую машину — загадка, впрочем, с Катериной все бывает.

Я не стала ломать голову над посторонними проблемами, а приступила к изучению книжки. На этот раз мои надежды оправдались. На одной из грязных страниц, словно курица лапой было накарябано: Павлик тети Мары. Рядом стоял номер телефона.

Я обрадовалась. Это же то, к чему я стремилась. Теперь не придется заезжать к тете Маре и вести с ней длительные заунывные беседы про геморрой и радикулит. Нужно всего лишь набрать номер.

Остановив “Хонду” возле ближайшего приличного кафе, я уселась за столик, сделала заказ и попросила телефон. Почему-то мне принесли сначала обед, а потом телефон. Видимо им не терпелось, чтобы я залила его куриным супом, что я тут же и сделала, торопливо набирая номер и кляня себя за то, что экономлю на “мобильнике”.

Номер был занят. Я позвонила второй раз с тем же успехом. На третий раз услышала вот такую вещь: “Если у вас есть имя, назовите его. После короткого сигнала готов выслушать и ваше сообщение.”

“Однако, Павлуша шутник,” — подумала я, не собираясь оставлять никаких сообщений.

До конца обеда названивала я по тому номеру, но каждый раз включался автоответчик.

Стало ясно: не избежать разговоров о геморрое и радикулите, и я поехала к тете Маре.

* * *

Дом я нашла без труда. Вошла в калитку, поднялась на крылечко, постучала в дверь, прислушалась. Никаких признаков жизни. Я постучала еще, более настойчиво и энергично, на тот случай, если тетя Мара, сморенная геморроем, крепко заснула. Дверь дрогнула и с громким скрипом отворилась.

— Тетя Мара, — крикнула я вглубь дома.

Ответила мне тишина. Потоптавшись в растерянности у входа, я решилась зайти. На этот раз, пользуясь отсутствием вертлявой Катерины, я с любопытством смотрела по сторонам. Робко шла по прогнившим половицам, застеленным разноцветными вязанными половичками, удивляясь скромности жилища. Словно в середину века попала. На стенах фотографии, на тумбочках, кружевные салфетки. Вор Павлуша не удосужился подарить матери что-нибудь из того мешка, которым разжился в доме Владимира.

С такими мыслями вошла я в комнату, где лежала вчера тетя Мара. Там же лежала она и на этот раз, только горшок с геранью стоял не на тумбочке, а на подоконнике за спинкой кровати.

Сначала я подумал, что тетя Мара крепко спит, но, окликнув ее несколько раз и не получив ответа, удивилась. В ее возрасте спят чутко. Наученная горьким опытом, тронула тетю Мару за руку и отшатнулась, вспоминая Верочку. Рука тети Мары была тоже значительно холоднее, чем это принято у живых.

Мне сделалось дурно. Захотелось бежать, так я и поступила. Выскочив на улицу, рухнула в “Хонду” и умчалась прочь.

“Чего трясешься, дурочка, — уговаривала я себя. — Тетя Мара стояла к смерти значительно ближе, чем Верочка, так стоит ли пугаться? Ну умерла, в ее возрасте это неудивительно. И потом, как она жила, так я бы, на ее месте, за благо почла любую смерть.”

Но сколько я себя ни уговаривала, менее страшно не становилось. Не то, чтобы я так сильно боялась трупов. Трупов немало повидала на своем веку. Настораживало другое: их свежесть.

“Покойные и остыть толком не успевают, как их нахожу, — горестно размышляла я. — Узнай об этом милиция, долго пришлось бы придумывать себе оправдания.”

Однако, чем дальше уезжала я от тети Мары, тем быстрее возвращалось самообладание. В конце концов я решила, что смерть матери вора поможет мне в поисках последнего. Никуда Павел не денется и вынужден будет мать хоронить. Наверняка и Катерина примет участие в похоронах тетушки. Мне остается лишь увязаться за ней, и встреча с Павлом гарантирована. Негоже, конечно, шантажировать человека в столь траурный день, но выхода у меня нет, придется шантажировать.

Учитывая прошлые ошибки, я не бросила тело тети Мары, а решила о нем сообщить. Купив на почте жетонов, я воспользовалась уличным таксофоном и вновь позвонила по номеру, найденному в записной книжке Катерины, и вновь наткнулась на ту же вещь: “Если у вас есть имя, назовите его. После короткого сигнала готов выслушать и ваше сообщение.”