– Да уж, конечно… – хмыкнул Сашка.
– Так что ты уж сам… Провожатого я тебе дам. Съездишь к Соколовым, а потом своего больного заберешь…
– Ты говоришь, его выпороли? Сильно? Он траспортабельный? Ехать ведь довольно далеко. Растрясем бедолагу…
– Обработали его крепко. Но, насколько я знаю, в больницу не положили. В доме своих приспешников лежит. Народными средствами лечат.
– Это какими же? Самогоном, что ли?
– Вот уж не знаю.
– Ладно поеду… Давай провожатого. Да смотри не забывай. При случае я еще как-нибудь наведаюсь. Не возражаешь?
Людмила Сергеевна хихикнула, но промолчала. Вместо ответа она по селектору приказала Шурочке найти Кузьмича и пригласить его к ней в кабинет.
– Это кто же такой? – полюбопытствовал Дробот.
– Здешний завхоз. Незаменимая личность. Он и гвоздь вколотит, и лампочку заменит, и за бутылкой при необходимости сбегает. Словом, Фока – на все руки дока.
Вскоре прибыл Кузьмич, невысокий плотный старик с угодливой улыбкой на круглом, масляном лице.
– Задание тебе будет, дед, – тоном руководителя произнесла Плацекина. – Покажешь доктору, где живут Соколовы. Знаешь?
Старик кивнул.
– Но сначала отведешь в тот дом, где выпоротый находится. Понял?
– Так точно! Все исполню в лучшем виде.
Дробот попрощался с Людмилой Сергеевной, и они с Кузьмичом спустились во двор и сели в микроавтобус. Следом залезли курившие во дворе санитары.
– Вы откуда? – спросил словоохотливый старец у одного.
– Из соцгородского дурдома, – сообщил тот. – Приехали вот за больным.
– За каким больным?
– Сбежал от нас еще весной. Теперь, говорят, у вас обретается.
– Это тот, которого высекли?
– Не знаю. Может, и тот. Доктор разберется.
– Показывай, куда ехать, – обратился Дробот к Кузьмичу.
Вскоре микроавтобус с красными крестами поравнялся с картошкинским подворьем. Забор вокруг дома оказался весьма низким и ветхим, и Дроботу с переднего сиденья было хорошо видно, что на нем происходит. На скамейке у порога сидели два человека, одного из которых Дробот тотчас узнал. При виде подъехавшей машины знакомый ему гражданин поднял голову. Дроботу показалось, что и его личность опознана. Однако полной уверенности у него не имелось.
– Тот, что справа сидит? – спросил доктор у проводника.
– Точно. Он самый, который смуту сеет…
– Ладно, – отозвался Дробот. – Еще успеем забрать, а пока отправляемся по второму адресу.
– К Соколовым, что ли? – спросил Кузьмич, увидев, что доктор повернулся в его сторону. – Поезжай прямо, потом сразу направо. С этими Соколовыми лихие дела творятся, – продолжал болтать старик. – Мальчонка ихий, вишь ты, с кладбища домой притопал. Весь в земле, а в башке гвозди. Мальчонка помер, а потом явился.
– Брешешь, дед, – лениво процедил один из санитаров.
– Вот тебе крест святой! – побожился Кузьмич. – Самолично видел. Стоит у порога. Мордочка мертвая, глазенки мертвые, а из головки ейной гвоздочки торчат дюймовые. Не верите, сейчас сами увидите.
Минут через пятнадцать микроавтобус подъехал к дому Соколовых. Ехать пришлось медленно, то и дело сигналя, поскольку улица перед домом была запружена зеваками. Наконец машина приблизилась к воротам и остановилась.
– Вы пока оставайтесь здесь, – приказал Дробот санитарам, – а ты, старик, иди вперед, будешь за провожатого.
Сашка и Кузьмич вышли из микроавтобуса. При виде белого халата толпа расступилась. Кузьмич толкнул незапертую калитку, и парочка оказалась в соколовском дворе.
– Вон он, – провожатый указал на ребенка, неподвижно стоявшего перед крыльцом, но сам дальше калитки не двинулся.
Дробот приблизился к мальчику и с любопытством оглядел его.
«Загримирован, – тут же пришло в голову. – Иначе этого просто не может быть».
Ребенок действительно выглядел ужасающе. Лицо его имело сплошной синюшный цвет, глаза выглядели, как белки сваренного вкрутую яйца, рот приоткрыт, и оттуда сочилась вязкая черная жидкость. Но главное было даже не в этом. Из головы, из рук и из ног малютки торчали здоровенные гвозди.
Дробот, преодолевая отвращение, ткнул ребенка пальцем в щеку и тотчас ощутил могильный холод. При этом мальчик даже не пошевелился.
– Ничего себе! – только и смог произнести Сашка.
– Я же говорил! – воскликнул Кузьмич. – А вы не верили…
– Позови санитаров, – приказал Дробот.
Он обошел вокруг ребенка, потом наклонился над ним. От мальчика разило смрадом разложения. Теперь не оставалось никакого сомнения, что перед ним труп. Неясным оказалось и другое: каким образом мертвое тело стояло на земле.
«Привязан, – решил Дробот. – В землю вбиты колья. Мальчик привязан к ним, а сверху это все замаскировано штанишками». Он довольно сильно толкнул ребенка в грудь. Внутри мертвеца что-то отчетливо хлюпнуло. Малютка сдвинулся с места, покачнулся и чуть не упал. Стало ясно: никто его не привязывал. Глаза у Дробота полезли на лоб. Разинув рот, он ошеломленно взирал на труп.
Появились санитары. Дробот указал им на ребенка.
– Видели что-нибудь подобное?
Те некоторое время не могли понять, что доктор узрел такого уж любопытного.
– Ну, гвозди торчат, – равнодушно произнес один из санитаров. – И чего?
– Он – не живой, – пояснил Дробот.
– Не живой? Мертвяк, что ли? Как это могет быть?
– Вот и мне интересно.
Санитары принюхались.
– Воняет, – в один голос произнесли они.
– Я же говорю: труп!
– Хрень какая-то!.. Как же он стоит?
– И я о том же…
Один из санитаров изо всей силы пнул ребенка по мягкому месту. Тот, естественно, упал и покатился по земле.
– Ты бы полегче, Николай, – предостерег Дробот.
– А чего ему сделается, – хохотнул санитар. – Он же мертвый.
В этот миг из дома выскочила старуха в розовой ночной сорочке и рейтузах того же цвета. Седые космы старухи рассыпались по плечам, глаза были безумны, а в руках она сжимала топор.
– Кто посмел обижать моего внучка?! – завопила она. – Ты, сволочь?!
И она кинулась на того санитара, которого Дробот назвал Николаем. Тот едва успел увернуться. Старуха металась по двору, размахивая своим оружием, и если бы вся компания не успела стремглав выскочить на улицу, кому-то точно пришлось бы плохо.
Только здесь Дробот и санитары перевели дух.
– Что делать будем? – произнес Сашка. – Как эту заразу обезвредить?